И вот наконец оно, заветное окошечко. Первым туда сунулся Арвид, его остренькая голова на длинной шее совсем исчезла в проеме, и только по худой напряженной спине и по тому, как он переминался с ноги на ногу, можно было догадаться о его волнении.
— Порядок! — Читинец вывернул голову из окошечка и потряс билетом. — Даже сдача есть! Живем!
Генка отмахнулся от приятеля и сунул в окошко свой билет:
— Мне закомпостировать до Москвы! Кассирша удивленно посмотрела на Генку и сказала:
— Вам не нужно компостировать. Просто садитесь и поезжайте.
Она возвратила билет.
— И доплачивать не нужно? — удивился Генка.
— Вы даже переплатили, — засмеялась кассирша. — Следующий!
Счастливый Генка отошел от кассы и бережно спрятал свой могущественный билет на «нормальный» пассажирский поезд.
— Пойдем за жратвой! — Арвид ловко протискивал тощее тело сквозь толпу. — В нашем распоряжении целых три часа.
— Главное — хлеба надо купить, — сказал Генка, едва успевая за читинцем, — А то на этом пятьсот веселом пропилим до Москвы дней семь-восемь.
— Фью! — свистнул Арвид. — Ну и хватил! Если за десять дней доедем — считай, что повезло!
Генка загрустил. Так можно опоздать и к началу занятий. Да к тому же неизвестно, как отнесутся в Москве к его аттестату, «подлежащему замене на аттестат отличника». А вдруг заставят сдавать экзамены? А там немецкий… Тогда целый год пропадет.
Но грустные мысли недолго осаждали Генку. В общем-то все прекрасно — через три часа он поедет вперед, туда, куда стремится каждой клеточкой своего тела, хотя не проходит и часа, чтобы он с отчетливостью не видел перед собой лица матери, отца, братишек и сестренок, оставленных там, в оторванном от самого сердца поселке. Хотелось хоть краешком глаза взглянуть на свой дом, на мать, которую он так часто огорчал, особенно в последние годы, и чем явственнее ощущал Генка тысячи километров-разлучников, чем невозможнее было его желание, тем сильнее хотелось его осуществить…
— Ты чего как лунатик шагаешь? — Арвид прервал Генкины мысли. — С виду физкультурный, а всего стесняешься. Тьфу! — Арвид сплюнул. — Если б я был такой тюря, то давно бы уже загнулся…
Генка остановился, нахмурил брови:
— А ты чего хотел? Чтобы я чужие чемоданы хватал и старух отпихивал от кассы? Нет уж, обойдусь без твоей вшивой пронырливости.
— Вшивой, это точно, — неожиданно подтвердил Арвид и, словно для убедительности, почесал свои грязные космы. — Но мне на это наплевать. Я хочу в Ригу.
— Ну что с тобой, дурошлепом, говорить? — Генка махнул рукой.
— Ладно. — Глаза Арвида засинели, а на лице опять появилось лихое выражение уличного мальчишки, узнавшего много такого, чего не стоило бы знать в его лета. — Пойдем за хлебом. Хлеба нужно побольше.
Хлеб… Даже Арвид, насмешливый и плюющий на приличия, говорил о нем с военной уважительностью, словно о чем-то живом. Говорил так, будто боялся спугнуть этот ждавший их где-то в магазине хлеб, могущий вдруг исчезнуть с прилавков, снова закрыться решеткой продовольственной карточки, из каждой клеточки которой выглядывал уныло бесконечный голодный день.
— У меня есть сумка, — сообщил Арвид и действительно вынул из кармана зеленую противогазную сумку.
— Ну и карманы у тебя! — удивился Генка. — Целый склад!
— Это весь мой багаж, — беспечно засмеялся Арвид.
Они шли по знойным улицам Красноярска. Город нравился им теперь гораздо больше, чем несколько часов назад. Но на местных жителей они уже смотрели не с завистью, а с сожалением: ведь они, красноярцы, остаются на месте и не увидят просторов, сквозь которые пронесет их, Генку и Арвида, Великая Транссибирская магистраль.
Булочную они услышали еще за несколько домов по запаху.
— Вкусно пахнет, — Арвид раздул ноздри так, что веснушки наехали одна на другую. — Почему, когда я голодный, мне хочется только черного хлеба? — спросил он, сам удивляясь такой простоте желаемого. — Ни о масле не думаешь, ни о мясе, а только о хлебе, и обязательно черном.
— Еще бы! Сколько лет не ели хлеба досыта, — подтвердил Генка. — А вот и булочная. И народу не так уж много.
— Хлеба! — тоном загулявшего купца потребовал Арвид, лихо ворвавшись в магазин. — На все!
— Становись в очередь, конопатый! — крикнула дородная продавщица.
— Спрячь свои деньги, — сказал Генка Арвиду, когда они послушно заняли очередь. — У меня еще четыреста рублей есть.
— Живем! — восхитился Арвид. — Я человек негордый. Бери на свои.
Читать дальше