Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

Он пошел к лесному озеру, молчаливому, спокойному, загадочному. Обошел его кругом где по сухому и приятному берегу, где по валежинам, по чмокающей болотине. Спугивал уток и куликов. Было очень жарко, и донимала всякая мошкара. Чувствовалось, приближается гроза. На небо выплывали белые пушистые, но не очень мирные с виду тучки.

Когда он возвратился к дому, старик сидел на берегу на бревне. Чанов оглянулся на лес и-увидел, что по просеке возвращаются Иона с Нюркой. Просека была пряма и длинна. И в зеленом коридоре по зеленой траве шли двое. Нюрка в белом платочке, Иона с открытой головой. И так они были похожи друг на друга сложением, ладными фигурами, видимым здоровьем, что у Чанова спазма прошла по горлу. «Вот, — говорил он себе, — пара-то! А этот…» И с явной неприязнью покосился на старика.

К вечеру совсем стало душно. Наползли тучи. А когда легли спать, увиделось в окошко, как зеленой полосой просверкнула молния.

И началась гроза. Гремело, грохотало, рычало. Ветвились молнии. Чанов встал и вышел на крыльцо. Дождь шел прямой, отвесный, горошистый. Но на крыльце было сухо, сюда не доставало. Молнии освещали то Ляндому, то притихший лес. Целые потоки обрушивались с неба. И Чанов, росший в деревне до двадцати лет, понимающе улыбался, соображая, какая это польза деревьям, травам, посевам, зная, что этот дождь сплошная благодать для земледельца.

И всю ночь старик метался, мучился, совсем не спал, выкрикивая что-то. Всю ночь Нюрка возилась с ним усердно и терпеливо, ни разу не повысив голос, не пожаловавшись, как обычно это делают бабы, на судьбу.

Чанов несколько раз порывался подойти, но каждый раз улавливал предостерегающий жест Ионы. И решил не вмешиваться, раз не велят. К утру гроза прошла, и старик успокоился.

После молчаливого завтрака Чанов вышел на крыльцо и замер. Все сверкало и лучилось свежестью и чистотой кругом. Ляндома вспучилась и несла мутные воды. Ожил лес и весь зазвенел птичьими голосами. Распрямлялась прибитая дождем трава. Было прохладно, душисто и радостно. Взволнованней билось сердце. А солнце уже начало обогревать. И повсюду от кустов и трав поднимался парок.

Вышел Иона. Помолчал. Закурил и, глядя в сторону, сказал:

— Вы уж очень извините. Того… Уезжать вам надо.

— Почему?! — Чанов ошеломленно уставился на него.

— Да того… — Иона покряхтел. — Не переносит он вас. Незалюбил что-то. Вы мужик видный. Ну, он, видимо, и переживает. Нюрка извелась прямо вся, сами видите. Ну никак у нас вам быть невозможно. Вы уж простите, пожалуйста.

— А чего же она сама не скажет? — напрямую и грубовато спросил Чанов.

— Где же она скажет! — проговорил Иона. — Она все на себе переживет, все перетерпит. И грустновато добавил: — Такой уж человек. А его она сильно любит и за него страдает.

— Это старика-то? — с явной усмешкой, чуть ли не с издевкой и вызовом спросил Чанов.

— Да какой он старик! — почти выкрикнул Иона. — Заладили все — старик, старик… И на лесопункте… Мы, конечно, не говорим никому, а ведь он помоложе нас с тобой годов на целых пять. Нюркин ровесник он. Инцидент был на границе, так его и устряпали. А все — старик, старик…

Через час Чанов собрался и отправился в обратный путь. Он попытался предложить хоть какую-нибудь плату, но Нюрка решительно отказалась и в первый раз за все время пребывания Чанова здесь, скупо улыбнувшись, сказала:

— Рыбой покормили. Спасибо.

Иона проводил Чанова до леса, еще раз сконфуженно извинился. Покурили на прощанье, и Иона пошел к дому.

Чанов зашел за куст и обернулся. Так жаль было уходить, так ладно начался отпуск, но ничего не поделаешь, было надо. Солнце поднялось уже достаточно высоко, все просыхало на глазах.

Леса, чистые и умытые, стояли вниз по Ляндоме, как на параде. Бойкая Юрманга, впадавшая в Ляндому, уже светлела, а река по-прежнему была мутной. Золотились штабеля. Широко и привольно смотрелось вокруг. Птицы так и заливались. И даже дом выглядел каким-то праздничным.

— Эх, и местечко! — вздохнул Чанов.

Все трое обитателей дома находились на улице. Инвалид сидел на лавочке, глядя в землю. Нюрка стояла возле него. Поодаль стоял Иона и смотрел в сторону, куда ушел постоялец.

Чанов поглядел, поглядел, махнул рукой и вступил в лес. Здесь было прохладно и приятно, лес оживал сотнями звуков, легкий ветерок доносил запахи грибной прели и прогревающегося мокрого дерева.

Идти было легко. День выдался чудесный. Но Чанов с неспокойным сердцем покидал тихий уголок, где тихо жили трое.