Юрий Яковлев - Первая Бастилия

Володя снова поднес к глазам бумажку и продолжал чтение:

— «Есть только один правильный путь развития, — это путь слова и печати, научной печатной пропаганды, потому что всякое изменение общественного строя является как результат изменения сознания в обществе... При отношении правительства к умственной жизни, которое у нас существует, невозможна не только социалистическая пропаганда, но даже общекультурная...»

Чем дальше Володя читал речь брата, тем глубже проникал в существо его мыслей, и ему начинало казаться, что это не он читает речь Саши, а брат сам повторяет свою речь и собравшиеся слышат не его голос, а голос брата:

— «Наша интеллигенция настолько слаба физически и не организована, что в настоящее время не может вступать в открытую борьбу и только в террористической форме может защищать свое право на мысль и на интеллектуальное участие в общественной жизни. Террор есть та форма борьбы, которая создана XIX столетием, есть та единственная форма защиты, к которой может прибегнуть меньшинство, сильное только духовной силой и сознанием своей правоты против сознания физической силы большинства... Русское общество как раз в таких условиях, что только в таких поединках с правительством оно может защищать свои права... Конечно, террор не есть организованное орудие борьбы интеллигенции. Это есть лишь стихийная форма...»

Нет, Володя не был безучастным чтецом речи брата. И было заметно, что вначале он читал убежденно и горячо, выражая этим самым свое единомыслие с братом. Но слова о терроре настораживали его, он не принимал их.

Незаметно для себя Володя опустил листок с речью, но он продолжал читать речь брата, так как, оказывается, знал ее наизусть:

— «Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело... Таких людей нельзя запугать чем-нибудь... Если мне удалось доказать, что террор есть естественный продукт существующего строя, то он будет продолжаться...»

Володя вдруг остановился: им овладело сомнение. Это сомнение было настолько велико, что он уже не вернулся к прерванной речи брата, а стал говорить о суде:

— На суде Сашу спросили: «Почему вы не бежали за границу?» «Я не хотел бежать, — ответил брат, — я хотел лучше умереть за свою родину».

Нет, он не просто рассказывал о брате. Сам не замечая того, Володя признавался в своей трогательной, восторженной любви к брату.

И все собравшиеся увидели Александра Ульянова зрением его младшего брата, и из бойца он превратился в близкого, понятного, похожего на этого коричневоглазого юношу с рыжеватыми волосами.

Володя замолчал. В комнате было тихо. Кто-то из студентов сказал:

— Почтим память героя-революционера минутой скорбного молчания.

Все встали, стараясь как можно тише отодвигать стулья. Володя тоже встал. Он почувствовал, как начало пощипывать уголки глаз, и закусил губу, чтобы сдержать волнение. Ему казалось, что это было не молчание, а клятва, которую новые друзья дают Саше.

Неожиданно вспыхнул спор. Он начался с того, что со стула поднялся грузный бородатый человек и патетически воскликнул:

— Вот настоящие герои! Они, и только они, смогут перекроить российскую жизнь!

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, но тут из правого угла послышался глуховатый твердый голос.

— Ничего они не смогут, — говорил худощавый молодой человек. Черные, слегка вьющиеся волосы то и дело спадали на белый лоб. Серые, холодные глаза смотрели на бородатого, который пожимал плечами и оглядывался по сторонам, ища поддержки.

— Они отдали жизнь за народ, а вы?! — выкрикнул бородатый.

Молодой человек перевел взгляд на Володю, и его глуховатый голос снова зазвучал в комнате:

— Им действительно нельзя отказать в мужестве.

— Вот, вот! — подхватил бородач, но молодой человек снова пошел в атаку:

— Борода народников вышла из моды. Теперь в моде борода Маркса! Надо готовить рабочих к революции.

Тут чернобородый взмахнул рукой и почти выкрикнул:

— Рабочих! Где они, рабочие? Кто они? Те же крестьяне, только вываренные в фабричном котле. Безграмотные, темные... Они, что ли, будут революцию делать?

— Они! — твердо отрубил худощавый юноша.

Сперва он вызывал у Володи раздражение, неприязнь. Но постепенно интерес к этому острому молодому человеку поборол чувство неприязни. Володя внимательно слушал его речь.