Эльмар Грин - Другой путь. Часть первая

Пока я таким образом говорил, она постепенно перестала возиться с посудой и в конце концов совсем оставила ее в покое, опершись пальцами о край стола и одновременно выпрямившись. Лицо она повернула ко мне вправо и смотрела теперь на меня не отрываясь. Мои слова, конечно, стоили такого внимания. И я тоже смотрел ей прямо в глаза, разглядев их теперь совсем близко без всякой помехи. Глаза моей женщины были крупные, густо-коричневые, с легкой примесью зелени, будто вытканные из бархата. Но сейчас они выглядели, пожалуй, чуть крупнее и круглее, чем им следовало быть. Удивляться этому особенно не приходилось, если иметь в виду то радостное, что к ней так неожиданно привалило. И, стремясь усилить в ней эту радость, я продолжал:

— Но если вы даже не родите, я не буду вас этим попрекать. Я не из тех, которые много требуют. Насчет этого можете даже спросить у Ивана Петровича. Я всегда готов мириться с тем, что есть, и знаю, что против природы не пойдешь. С меня довольно того, что в моем доме появится хозяйка. А у вас будет зато муж, с которым вы не будете одинокой в нашей Финляндии.

Я говорил это, а она все смотрела мне в лицо, переводя свой взгляд попеременно то на мои глаза, то на мой говорящий рот, как будто она не совсем еще верила тому счастью, которое на нее так внезапно свалилось. И я не мешал ей меня разглядывать. Чем скорее она меня разглядит, тем скорее мы покончим с этим делом. А скрывать мне было нечего. Я был тут весь перед ней. И, помогая ей меня окончательно распознать, я сказал:

— Во мне можете не сомневаться. Вы видите перед собой человека, который не курит и не пьет. А если выпьет иногда, то совсем немного — какие-нибудь две-три рюмки, и то в компании, где угощает кто-нибудь другой. В одиночку я не пью. В одиночку пить неинтересно и, кроме того, самому надо платить. Всегда интереснее пить в компании, а главное — выгоднее, потому что платить должен тот, кто угощает. А я никогда первый не берусь угощать, потому что сам не пью. В компании можно пить, не считая рюмок и не глядя на их размеры. И стоит это дешевле, а чаще совсем ничего не стоит, как я уже сказал. Все, что у других идет на вино и табак, у меня остается в кармане. И здоровье сохраняется. Если бы я курил, то не выглядел бы таким молодым, а был бы весь прокуренный и сморщенный, с желтыми зубами. А у меня рот чистый и зубы в порядке. Был один плохой, но его починили бесплатно на прошлой неделе в районной поликлинике.

Пока я говорил это, ее глаза, смотрящие мне в лицо, были широко раскрыты. И брови, уйдя от них слегка вверх, тоже не опускались назад. Наоборот, они даже как будто стремились подняться еще выше, а глаза силились раскрыться еще шире, особенно в тот момент, когда я заговорил о выпивке и табаке. Так мне по крайней мере показалось. Но им уже некуда было раскрываться больше, ее глазам. И брови ее тоже не могли подняться выше, хотя бы и желали.

Они были очень густые, ее брови, сильно расширяясь в направлении переносицы, где они как бы готовились в недалеком времени соединиться и срастись. И оттого, что их цвет был темнее цвета ее темно-карих глаз и ресницы тоже были темнее, выглядело все это вместе очень красиво. И я еще раз порадовался про себя тому, что так хорошо все у меня совпало: и женщина оказалась не из последних, и в жизни намечался поворот.

Но я что-то очень уж длинно разболтался о выпивке и табаке. Пусть женщина любит, чтобы ей в таких случаях было сказано как можно больше слов, но нельзя же было трещать без конца, подобно сороке. Пора было выкладывать главное. И я выложил его очень ловко, сказав примерно так:

— Заработок мой здесь — около двух тысяч рублей в месяц. На книжку положена тысяча. Мало, конечно, я понимаю. Но это только начало. Это за те первые три месяца, что я у вас живу в России. Не успел больше — что ж делать? Были кое-какие покупки: пальто, туфли. Была отделка комнаты. Но дальше я полагаю откладывать не меньше как по тысяче в месяц, чтобы было с чем ехать в Финляндию. Вот и все, что я хотел вам сказать, простите за щепетильность. Думаю, что не каждый день попадаются женщинам такие женихи, да еще пожилым женщинам. Но об этом не будем говорить. Я хвалиться и не собираюсь и, если уж иду на это, значит, считаю, что другая сторона тоже кое-чего заслуживает.

Сказав это, я сделал к ней еще один, последний шаг и оказался совсем рядом, почти вплотную к ее правому боку. Она все еще не могла вымолвить ни одного слова по причине, вполне мне понятной, и продолжала стоять на том же месте вплотную к столу и лицом ко мне. Приходилось поэтому мне одному заканчивать весь этот затянувшийся разговор. И я закончил его, сказав напоследок: