Владимир Корнаков - В гольцах светает

— Завтра мы увидим Павла, Буртукан! — воскликнул Семен. Но пес нюхал землю и вдруг, взвизгнув, бросился к реке. Подбежав к двум приземистым лиственницам, что стояли рядышком на отшибе, склонив густые ветви над водой, залаял. Семен поспешил к нему. Только теперь он увидел то, что заставило его осмотреть мирный берег другими глазами. Над головой между деревьями был сооружен настил из четырех тонких елочек, только что срубленных, крапленных смолой. На нем лежала знакомая соболья шапка, со свалявшимся, замытым песком мехом. Рядом с ней — нож в ножнах с тяжелой рукояткой из рога.

— Хозяин-Гасан, — прошептал Семен, невольно опуская голову перед этим жалким памятником человеку. — Одну шапку оставил Гуликан от хозяина. Жил ли этот человек, ходил ли по земле?.. Да, Семен прожил у его бока всю жизнь, получал еду и спирт. Много еды, много спирту. Он любил Семена... Любил? Нет. Он любил его руки. Они делали то, что нужно было хозяину. Хорошо делали!.. Теперь руки Семена свободны, только плохо, что это не видит хозяин-Гасан. Да, от него осталась одна шапка, а еще что?.. Перфил, его сын?

Семен сжал кулаки, с ненавистью огляделся. Он здесь, этот сын рыси! Он был здесь совсем недавно. Зачем он пришел сюда? Чтобы найти шапку отца и оставить свой нож, который вчера был в его руке?.. Буртукан, ищи!

Пес, пригнув голову к земле, кинулся по берегу, остановился на тропе у брода.

— В Анугли?! Следом Павла! А может, в Читу? Ищи, Буртукан!

Перфил шел в Анугли. Перейдя речку, он сразу же свернул с тропы в тайгу. Но как узнать, пошел ли он следом русских или же нет? Как отыскать след Павла?

Кликнув собаку, Семен быстро вернулся к табору. Осмотрел еще раз и нашел. Нашел конец оборки, которой подвязывают ичиг. Сейчас же Буртукан взял след русских, привел к берегу. В надвигающихся сумерках Семен переправился через реку, облегченно вздохнул: следы Павла и Перфила расходились.

— Толстый знает тайгу немного хуже, чем свою лавку, — обрадованно заключил Семен, соскакивая с оленя. — Он не пойдет ночью. Мы можем маленько отдохнуть, Буртукан, накормить оленя. Пойдем с первым светом!

Этим же тихим вечером Дуванча вышел из маленькой юрточки Куркакана. После душного жилья «духов», в котором он, казалось, провел вечность, засыпающая тайга обдала волной знакомых, родных запахов. Он глубоко вздохнул, осмотрелся. Побережье перемигивалось кострами, настойчиво манило к себе. Дуванча хмуро отвернулся, постоял, размышляя вслух.

— Урен ждет панты. Разве я могу унести их с собой? Но я не должен видеть дочь Тэндэ, пока не сделаю, что велят духи!.. Я только положу панты и уйду. Я даже не увижу ее глаз...

Оглянувшись на юрту Куркакана, Дуванча нерешительно двинулся к реке. На берегу остановился, борясь с самим собой, и осторожно двинулся к юрте. Шагов за двадцать до юрты на него налетел Вычелан. Чуть не свалив с ног, он прыгнул на грудь, лизнул щеку.

— Ты узнал меня. Узнал, — в волнении прошептал Дуванча, обнимая шею собаки. Из юрты доносился голос Урен, его Урен! С какой радостью бросился бы он сейчас к ней! Он ведь не видел ее глаз, ее улыбки шесть дней!

— Я должен идти, Вычелан, идти. Я принес панты для нашей Урен. Они вернут ей силы. Ты отнесешь их ей...

Юноша вытащил из-за пазухи рога, обернутые кожей, подал в зубы собаке.

— Иди, Вычелан. Я скоро увижу свою Урен. Да, увижу!

И Дуванча бегом бросился к реке...

Эта ночь Аюру показалась бесконечно длинной. Он сосал трубку, ворочался с боку на бок. Однако сон не шел. Он думал о Павле. К воспоминаниям примешивалось смутное чувство тревоги. На исходе шестая ночь, а Дуванча не вернулся с солонцов... Почему-то не выходило из головы торопливое бегство Назара. Он не сразу побежал к юрте Куркакана. Все торчал здесь, пока Семен собирался в дорогу. И вдруг пустился во все лопатки, как только сын сел на оленя. Зачем ему было торопиться?..

Так с тревожными мыслями Аюр и задремал на рассвете. Очнулся от нежного прикосновения рук, сел.

— Если бы сам ангел прилетел в мою юрту... — Аюр взглянул на спящую Адальгу, смущенно улыбнулся. — Здравствуй, Урен.

— Здравствуй. Тайга еще не открывала глаз, а у твоего очага я чувствую улыбку солнца, — тихо ответила Урен, присаживаясь рядом. — Возле твоей юрты спят люди, как у палатки купца Черного. Почему?

Аюр не видел Урен с самого праздника и теперь внимательно смотрел на нее. Смотрел и с удовольствием отмечал: нет, черный день не оставил на ее лице тени! Только она немного стала серьезнее, взрослее.