Михаил Никулин - Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди

Кудрявцев своей речью заставил Хвиноя на мгновение забыть, что он в хате у Наума Резцова. Но Кудрявцев же и вернул его к действительности.

Вытирая побелевший лоб, Иван Николаевич достал из нагрудного кармана гимнастерки вчетверо сложенный листок бумаги и снова заговорил:

— Каждый не отнятый у кулака пуд хлеба отнимает жизнь у защитника революции и советского государства. Каждый вовремя доставленный пуд хлеба спасает жизнь преданного нам человека-товарища, укрепляет дорогую нам советскую власть! Товарищ Бирюков, — обратился он к Филиппу, — сколько у вас в общественных амбарах реквизированного хлеба, готового к отправке?

— На вот, записано, — сказал Ванька, выхватив из-за голенища записную книжку и протягивая ее своему председателю совета.

— Можно подумать, что этот хлеб нам легко дался, — усмехнулся Филипп и отстранил Ванькину руку. — Да ты хоть ночью разбуди меня и спроси — без запинки отвечу… — И стал называть цифры: — В забродинском амбаре семьсот пятьдесят пудов…

— А должно быть на пятнадцатое декабря тысяча пудов, — прочитал по своей записке Сергеев. Он все время сидел за столом, как-то сильно откинувшись назад и вобрав голову в плечи, будто весь хотел уйти в свой полурасстегнутый полушубок. — Может быть, многовато запланировали? Может, скидку надо дать? — спросил он, почесывая лысину.

Федор Евсеев с хитроватой усмешкой заметил:

— Скидка — она каждому спокон веков нравилась. Проси скидки…

— А что ж, если возможно…

— Со скидкой-то полегче будет, — послышались негромкие голоса.

— Нам кулацкого хлеба не жалко, да и отбираем мы его для такого дела, что разговаривать о скидках не приходится, — не скрывая своего недовольства, сказал Андрей Зыков.

— Не будем рубить дерева, на каком сами сидим, — в поддержку Андрею проговорил Филипп и продолжил: — В верхне-осиновском амбаре восемьсот шестьдесят пудов. В нижне-осиновском — девятьсот сорок пудов.

Сергеев, поймав на себе удивленный взгляд Кудрявцева, посмеиваясь и чуть шепелявя, быстро заговорил:

— Иван Николаевич, подумайте, а ведь по этим двум хуторам они даже превысили цифру задания! Молодцы! Какие, право, молодцы!.. С такими гору перевернешь!.. Я-то хотел проверить их твердость, — продолжал посмеиваться Сергеев. — А они мне по существу…

— Да, они вам по существу! — с удовольствием заметил Кудрявцев и задал Филиппу другой вопрос: — Ну, а как, товарищ Бирюков, к севу готовитесь?

— Признаться вам, Иван Николаевич, пока о севе как следует не думали. — И щеки Филиппа вспыхнули: ему хотелось сказать, что совет занимался и занимается самым горячим делом, а каким — это Ивану Николаевичу хорошо известно. Но уважение к Кудрявцеву заставило сказать другое: — Будем готовиться…

— Надо. Надо бы советский актив в хуторах объединить. Пусть работают сообща. Надо обеспечить подготовку инвентаря и, конечно, посевного зерна.

В последних словах Кудрявцева прозвучал явный намек на то, что хлеба придется заготовить значительно больше, чем предполагалось.

— У кулаков из урожая мы, разумеется, возьмем столько, сколько нужно стране. Но надеяться будем на свой труд. Партия и правительство требуют от своих союзников в деревне самой решительной поддержки. Кулак на нас работать не будет… Кулак глядит в другую сторону. В Затонском и еще кое в каких хуторах он уже показал, что ему нужно.

В хате было изрядно накурено. Приоткрыли дверь в сенцы. Молчали — не было повода спорить против той правды, какую высказал Кудрявцев, и только Федор Евсеев нашел уместным засмеяться. Потом, дернув себя за крючковатый нос, он громко проговорил, самодовольно окидывая хату:

— А жалко, что богачей не сможем заставить на нас работать!.. Я бы взял себе штук эдак пять и кнутом погонял бы! Ей-ей, погонял бы!

Никто не отозвался на его слова. В раскрытой двери появился большой, чернобородый, в седых валенках и в черной дубленой шубе, перехваченной витым шерстяным пояском, Кирей Евланов. Потоптавшись у порога, он снял шапку и, смущенно улыбаясь, сказал:

— Будто бы оружие привезли и будто бы неблагополучно в Кучарине… И будто бы вам, — указал он глазами на Кудрявцева, — на минутку надо выйтить во двор к тому, кто привез… Он сильно спешит… Кони у его с ног до головы в мыле!..

— Все у тебя «будто бы», — сухо обронил Кудрявцев и, набросив на плечи свой коротенький полушубок, быстро направился к выходу.

Нарочный станисполкома, доставивший винтовки и патроны, уже снова сидел в санях. Подошедшему Кудрявцеву он строгим шепотом сообщил: