Николай Глебов - В степях Зауралья. Трилогия

— Интересно.

— Мокшанцев утверждает, что он по своей натуре всегда стоял за коллективные формы труда.

— Это понятно, — произнес Григорий Иванович, — кулаку Мокшанцеву нужно спасти имущество от реквизиции. Он не без умысла прикинулся чуть ли не марксистом.

— Об этом мы говорили на активе бедноты. Но с семенами у нас плохо, да и с инвентарем неважно, решили Мокшанцева принять.

— Похоже — пустили козла в огород.

Осип поднялся со стула.

— Григорий Иванович, ведь ты хорошо знаешь, что семян в этом году от государства мы не получим. Какой же выход?

— Да, пожалуй, ты прав, — после некоторого раздумья согласился Русаков. — Хлеб мы должны отправлять в рабочие районы, а семена взять у кулаков.

— Ну вот, — обрадованно сказал Осип. Помолчав, добавил: — Мокшанцеву мы воли не дадим.

Товарищество по совместной обработке земли оформилось в коммуну «Борцы революции». Первая зима для коммунаров была тяжелой. Сказывался недостаток в кормах. В марте начался падеж скота. Овцы гибли десятками. Слабых лошадей, которые не могли стоять, подвешивали на веревках. Падали коровы. Как на грех, зима выдалась суровая и затяжная. Заимка потонула в снегу. В холодных пригонах некормленая скотина жалась по углам, где тише ветер. Стельные коровы лежали пластом, глядя печальными глазами на проходивших мимо сумрачных людей.

Осип за эти дни почернел и осунулся. Посланный несколько дней назад в соседнюю коммуну Ераска не возвращался. Еще на прошлой неделе Осип договорился с ялымцами о том, что два больших стога сена они передают «Борцам революции» в обмен на брички. Ераска с группой коммунаров выехал на двенадцати подводах за сеном и задержался.

— Пожалуй, к стогам не пробьются, — прислушиваясь к вою ветра, думал Подкорытов. — Да и с возами ехать убродно. Намаются и лошадей кончат.

Осип вышел из дома, где занимал одну из комнат, и зашагал по сугробам к соседней избе. В густой снежной пелене построек почти не видно. Заимка казалась вымершей. Ни звука. Осип обмел веником снег с валенок. Зашел в избу. По хмурым лицам сидевших в избе коммунаров видно, что они не расположены к беседе. Едкий махорочный дым пеленой висел под потолком, густой струйкой тянулся к печной отдушине.

— Пропали наши подвозчики, — произнес кто-то с тоской.

— Буран, чуешь, как воет…

— Пробьются… места Герасиму знакомые. С дороги сбиться не должны…

Осип курил, отдавшись невеселым думам. Если подводы с сеном завтра не придут, придется вывозить в яму еще несколько коров. Бросив недокуренную цигарку, он обвел глазами коммунаров.

— Поеду в Ялым, узнаю насчет подвод, — сказал он и взялся за шапку.

— Какой толк, — заговорили коммунары. — Собьешься с пути, замерзнешь.

— Нельзя же сидеть, сложа руки, когда скот дохнет, — решительно ответил Осип и вышел из избы. Оседлал жеребца, стоявшего в отдельной конюшне, и выехал на дорогу. Порывы ветра яростно бросали снег в лицо всадника. Осип пересек небольшой колок и выехал на опушку леса. Далеко, на широкой равнине, движущиеся точки то застывали на месте, то уходили в сторону от большака, вытягивались длинной цепочкой.

Осип вздохнул с облегчением:

— Едут!

Ветер, разогнав белесую полумглу, затих. Через разрывы низко несущихся над землей облаков порой показывалось солнце и вновь скрывалось. Вот уже видны передние подводы.

— Ну, Герасим, выручил ты нас, — произнес Осип радостно и пробежал глазами по возам. — Все двенадцать.

Придерживая коня, который тянулся к сену, Осип поехал рядом с Ераской.

— Не замерз?

— По дрова съездим, так на полатях не замерзнем. Как там со скотом? — Ераска кивнул головой на заимку.

— Валится скот. Ждем не дождемся, когда вернетесь с сеном. Где ночевали?

— В степи буран застал. Что делать? Пришлось составить возы поплотнее друг к другу, придавить сено крепче бастрыками, чтоб ветром не раздуло. Сами залезли между возов так и провели ночь. Дорога убродная, ну и задержались. Сам знаешь, как на наших лошадях ездить: под гору коленом, а в гору поленом, так и двигались. Час едем да два стоим.

— Ну, спасибо, друг. Теперь мы отсеем.

— Не за что: для себя старались.

Прошло недели две. На высоких местах обнажалась земля. В кузнице с утра до вечера слышен стук молотка: готовили к севу плуги и бороны. В конце марта дорога пала. Лошадей после зимней бескормицы поправить было трудно. Ждать, когда пойдет трава — значит, опоздать с севом. Сено, взятое зимой у ялымцев, скормили. Лошади бродили вместе с коровами по назмам в поисках остатков соломы. Только овцы уже паслись на буграх, где сохранилась трава. Телят и ягнят роздали на время коммунарам. Пришлось вернуть хозяйкам общественных кур и прочую домашнюю птицу.