Сергей Сартаков - Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот

— Таким способом еще Ермак мост через Иртыш строил.

— Ермак мостов через Иртыш не строил. Не искажай историю.

Это Тумарк Маркин. Насчет искусства и насчет истории при нем разговоров не затевай, он в этих делах собаку съел. И даже шуток никаких не принимает. В истории вольничать с фактами нельзя. Скажи Кошич «при царе Косаре», Тумарк не прицепился бы. Но Кошич а тоже вдруг забрало.

— Не на Иртыше, так на другой реке строил, — сказал он резко, будто сам работал в кессоне вместе с Ермаком. — Не в этом дело. Главное — в наше время так строить нельзя.

— Совершенно справедливо. А как надо? Позвольте узнать, юноша, — в усы улыбаясь, спросил Виталий Антоныч. — У вас есть конкретные предложения? Вы за какой способ?

Надо всем этим следовало бы, конечно, только посмеяться, тем более что в наш разговор с желанием пошутить вступил Виталий Антоныч, мастер высшего класса. Но Кошич от шутливых слов Виталия Антоныча взвинтился еще сильнее.

— Это не мое, а ваше дело — выдвигать предложения! — рубанул он, словно Виталий Антоныч был, как и он, такой же мальчишка. — Я рабочая сила, а вы мастер. Вы денег больше, чем я, получаете. Я пешком хожу, а вы на казенном грузовике ездите. За нашу работу вам премии начисляются. Знаем, как…

Мы заорали сразу все: «Свинья!», «Молчи!», «Как смеешь?», «Проси прощения!» А я от характера своего даже малость помял Кошичу брезентовую куртку. Грудь узкая, как раз по моей руке с растопыренными пальцами.

— Костя, не надо, — сказал Тумарк. — Человек новый.

У Виталия Антоныча обиженно дергались губы. Он ничего не ответил Кошичу. Молчал и все ловил, ловил дрожащей рукой усы.

Расстроенные, мы выходили из прикамерка, когда давление воздуха в нем сравнялось с обычным: отодвинулась дверь, и перед нами открылся вид на город, еще более солнечный, чем утром. Сердитые садились в катер. Вода плескалась у бортов холодными огнями, из глубины выпучивалась желтая муть, вонючий дым солярки от дизеля ветром несло прямо в нос.

Черт его знает! Работал всю смену парень хорошо и с нами тоже вроде бы особенно не заносился. С чего он так глупо и дико оскорбил достойного человека?

На берегу, аккуратно отминая засохшую грязь с рукава, Вася Тетерев сказал Кошичу:

— Ты очень нехорошо поступил. Тебе непременно следовало извиниться. Я не понимаю, почему ты не сделал этого сразу же. Я думаю, ты сделаешь это завтра. Правильно?

Все сказали: «Правильно». А я подумал: «Почему завтра? Надо было заставить сегодня».

Но Кошич только пожал плечами:

— Вот он, грузовик, — кого стоит дожидается? Я их, «этих», еще не так за ушко да на солнышко буду вытаскивать! Кому пешком со мной по дороге?

Сделал ручкой: «Будьте живы!» — и стал один подниматься в гору по сыпучему песку. А мы, остальные, все вместе, бригадой, прежде чем пойти в душевую, завернули в павильон и молча выпили по кружке пива. Строго — только по одной.

Получилось сегодня что-то не то.

Мальчишкой я хотел походить на очень многих, но обязательно знаменитых людей. Понятно, только судьбой, а не лицом и здоровьем, потому что у знаменитых людей хорошее здоровье редко бывает. Фантазии детские не в счет. Теперь я Костей Барбиным хочу быть, и никем больше. Даже судьбой своей. Мне не нужно людей одинаковых.

Но при всей своей ни на кого непохожести, если люди работают сообща, отделять себя от других, уж извините, тоже никак невозможно. Назвался груздем — полезай в кузов.

С Кошичем мы никак не могли сладить.

— Будь как все, — говорили ему.

— А почему? — отвечал он. — У меня своя индивидуальность.

И эта его «индивидуальность» была такая: он все время вступал в споры с любыми начальниками. Да не просто вступал, а дерзил, фыркал на них и непременно в чем-нибудь обвинял. За пять дней, что мы вместе с ним проработали, пять раз он и с начальством позубатился. Кроме Виталия Антоныча, еще с двумя мастерами, с начальником цеха и даже с главным инженером строительства. Не считая «деру», который он время от времени давал коменданту общежития. Прощения у Виталия Антоныча он и не подумал попросить. Пошла уже молва про нашу бригаду, что какой-то «железный» парень в ней появился, никого не боится. Сказали мы об этом Кошичу.

— Правильно, — ответил он. — Железный! Буду всегда так с начальством держаться. Правда, она только железных и требует. Подарочков начальники никогда от меня не дождутся.

— Каких «подарочков»?