Плачет. Верная пособница Ильи не стала бы плакать, не отдала бы мне письмо. Она бы из кожи вон добивалась того, чего требует и ждет от нее Шахворостов. Не дождется!
— Костенька, ты не веришь ему?
— Не верю! И письмо это — вот!
Я открыл дверку плиты и бросил его. Там еще тлели угли. Бумага стала желтеть, корчиться и вспыхнула бледным пламенем.
Но лицо Шуры не стало спокойнее, прежняя тревога одолевала ее.
— Костенька, а как же…
Она думала, что ответит она Шахворостову.
— Не беспокойся… Илье отвечу, напишу я сам.
— Ой!..
— Ничего. Боишься? А он и не догадается, что письмо ты мне показывала. Я так напишу… Сумею.
Подошел, встряхнул ее за плечи: ободрись!
Шура недоверчиво покачивала головой, ей хотелось вставить какое-то свое слово, а я не давал. Мне было просто смешно от ее нелепой тревоги. Уж если я полностью все взял на себя — чего ей сомневаться? Илья рассердится? Ну, пусть посердится. Один раз кулаком я его опрокинул. Тоже за Шуру. Могу и еще. Так сказать, по потребности.
— Все! — Я даже ладонью к столу пригвоздил это слово. Мне надоел Шахворостов. Понедельник, самый лучший день у меня, он сегодня испортил. — Шура, все! Включай музыку.
Для удобства мы обедали, как всегда, прямо на кухне. Для удобства тут же висел на стене и маленький динамик. Пока я был холостой, радио у нас гремело с шести утра до часа ночи, то есть полностью на всю абонементную плату. Но когда хозяйкой в доме стала Маша да еще Алексей Константинович появился, этот бедный динамик прямо сжался от страха: не смей и пикнуть, если Алешка спит. А спал он много. С Машей, вы сами понимаете, бороться мне было нельзя. Подчинился. Привык постепенно. И теперь, когда остался один, даже если Алешка не спал, я просто уже забывал включить радио.
Шура повернула ручку.
Диктор читал: «…компостные кучи следует перелопачивать ранней весной, как только оттает земля».
Земля давно уже оттаяла, перелопачивать мне было нечего, а неприятный разговор о Шахворостове хотелось поскорее чем-то сгладить. И я предложил Шуре сыграть со мной в шахматы. С легкой Машиной руки у меня необыкновенный интерес к ним появился. А Ленька соглашался играть только в том случае, если я давал ему «фору» — королеву и обоих коней.
Но Шура заторопилась:
— Нет, нет, Костенька, я никак не могу. Спешу. Подходит мое рабочее время, надо на базе еще сироп получить. И потом, я так плохо играю в шахматы.
— Пожалуйста, — сказал я. — Хочешь, могу отдать королеву.
Шура внимательно посмотрела на меня, потеребила концы косынки, лежавшей у нее на плечах. Тоненькая и жалостливая улыбка шевельнула ей губы.
— Костенька, не отдавай королеву, — выговорила как самую большую просьбу.
И ничего не стала больше слушать, убежала. На пороге в самый последний момент обернулась, спросила:
— А королева от шаха может защитить короля?
— Я сказал, что, конечно, может. Почему бы нет?
А когда остался один, мне вдруг подумалось, что все эти слова о королеве Шурой были сказаны не просто, а с каким-то вторым значением. Ее фамилия — Королёва. В королевы Шуру Илья возвел. «Не отдавай королеву». Кому? Шахворостову? Шахво… Шах… «Может королева от шаха защитить короля?» Забавно!..
Или мне в голову лезут глупости, или Шура просто поиграла остреньким язычком? Это она всегда умела.
Алешка дал подходный гудок. И я поспешил к нему.
Эх, скорей бы Маша приехала! Понимаете сами, мужчина не будет говорить: «Ах, скучно, грустно…» Мужчине не может быть грустно. Жить я могу. Живу превосходно. И скучно без Маши мне не было. Все дело в том, что я без Маши, по сути дела, и не оставался. Маша была все время тут. На стену посмотришь, на фотографии — Маша. Рубашку, ею сшитую, наденешь — Маша. К столу сядешь, руки на скатерть положишь — под пальцами вышивка Машина. Газету «Красноярский рабочий» начнешь читать — на ней фиолетовый штемпелек: Набережная, 5, кв. 7, М. С. Барбиной. Откроешь шифоньер — сплошная Маша, Алешка орет — Маша. И наконец, я ее каждую ночь во сне вижу. Но все равно. Не знаю, как сказать, а… трудно без Маши. Трудно с Алешкой дотянуть до ее приезда.
Шура, конечно, будет ходить, пока не скажу: «Спасибо». Но все это…
Ленька пропал. С самого обеда. Шура сказала, пошел к Славке Бурцеву! Ладно. Пусть. Они к экзаменам вместе готовятся.
И только я это подумал — под окном голоса. Верно: Ленькин и Славкин.
— Пока! — кричит Ленька. — Так я советую: лучше в обшлаг засунь. Подпори и засунь. Я знаю.
Вот черти! Оказывается, шпаргалки готовили.
Читать дальше