Федор Панфёров - Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье

В зале заскрипели стулья, по рядам прокатился одобрительный гул…

— Но и вам, Чкаловы колхозного строя, упрек. Почему вы спокойно смотрите на безобразия, творимые у ваших соседей? Всякая павшая от бескормицы корова — ваша корова. Силос, заложенный с осени в ямы, а к весне жуликами превращенный в гниль, — ваш силос. Прекрасные травы, не скошенные на сотнях тысяч гектаров, — ваши травы. Целинные земли, к которым некоторые руководители районов не хотят и прикасаться, — ваши земли. Жулики, пьянчужки пробрались к руководству колхозом, разрушают его, — но ведь это ваш колхоз. Мы же с вами единая советская семья… Так почему же вы проходите мимо безобразий, которые жулики, пьянчужки творят на ваших глазах?! Почему вы, Чкаловы сельского хозяйства, не подаете возмущенный голос? Разве не знаете, что ни обком, ни облисполком, да и вышестоящие органы без вашего голоса, без вашего контроля, без вас ничего поделать не смогут? Почему вы молчите?! Убирайте с дороги тех, кто мешает проводить в жизнь решения Пленума Центрального Комитета партии! — Аким Морев взмахнул рукой, словно молотком заколотил гвоздь, затем передохнул и закончил такими словами: — Здесь в порядке прений возник ряд острых вопросов. Мы — бюро обкома — еще раз продумаем их и поставим перед Центральным Комитетом партии. Мы уверены, партия пойдет нам навстречу и по ряду коренных вопросов даст положительный ответ.

Театр несколько секунд молчал: люди только теперь особенно глубоко поняли, что они отвечают и за плохие соседние колхозы и совхозы, и за соседние машинно-тракторные станции. Егор Пряхин, например, если откровенно говорить, в душе всегда был даже доволен, что у соседа чабана в отаре беда. А тут и он дрогнул и крикнул:

— Правильно-о-о, Аким Петрович!

Его выкрик, словно морской прибой, хлестнул по зрительному залу, и все вскочили, закричали, зааплодировали.

«Вон он какой», — всполошенная всей душой, что есть силы аплодируя, думала Елена и уже бесповоротно потянулась к Акиму Мореву, как тянется трава к теплым лучам солнца.

После всего этого была принята резолюция, и председательствующий Александр Пухов объявил, что работа расширенного пленума закончена, что всех участников пленума театр снова приглашает на спектакль.

— Актеры покажут «Отелло» Шекспира, — оповестил Пухов.

Аким Морев на этот раз не пошел в театр, хотя ему очень хотелось. Привлекала его не пьеса и не игра актеров: он и то и другое уже видел. Привлекало возвышенное настроение участников пленума. Но боль, появившаяся при виде «пробок» на Большом канале, не оставляла его, и он, встревоженный, отправился в обком, где из своего кабинета связался с Иваном Евдокимовичем Бахаревым, упрекнул академика за то, что тот не приехал на пленум.

— Да поймите, Анна Петровна недавно перенесла тяжелую болезнь, а ныне вот-вот одарит меня сыном или дочерью. Что? А? А у вас все еще пусто? — явно поддразнивая Акима Морева, ответил Иван Евдокимович.

— Приветствую грядущее появление потомства. Но у меня к вам вот какой вопрос. — И как Аким Морев ни отводил академика от семейной темы, ничего поделать не смог.

— Беда? На канале? Ну, а я — то тут при чем? — под конец, как бы очнувшись, прокричал Иван Евдокимович в телефонную трубку. — Съездить? Стало быть, все бросить и скакать туда? Комсомолец, что ли, я? Пробки? Какие там пробки? — И опять за свое: — Вы достаньте ящик шампанского. Нет, два ящика. Вот пробки и полетят. Как только Аннушка одарит меня потомством, я вам сообщу, и летите сюда. Кумом будете. А кумой согласилась стать Елена Петровна.

«Словно токующий глухарь, около Аннушки: ничего не слышит, не видит и поэтому, очевидно, ничего не знает. Кум и кума? Чудак. Как за столом-то мы будем вместе сидеть?» И уже со строгостью Аким Морев сказал в трубку:

— Слушайте, академик! Я к вам обращаюсь за советом, как секретарь обкома. На канале берега обвалились, а кроме того, черт его знает, какая-то река подземная выкинула разжиженную дрянь и создала заторы: вода не проходит. Умные люди говорят: нужен земснаряд, берега укрепить цементом.

— Э-э! — воскликнул академик. — Кто это у вас там — умники? Легче новый канал прорыть рядом, чем проделать такую работу. Цемент? Ну, а что, по-вашему, в таких случаях делали люди, когда еще не знали, что такое цемент? В древности, например, рубили ивняк, делали из него нечто вроде матов и загораживали ими песок. Ивняк прорастал, давал побеги, пускал корни, и песку — смерть. И вы заставьте, чтобы каждый колхоз привез по грузовику ивняка. Из него пусть наплетут маты… вроде плетней. Пророют канавы у берегов, где течет песок, набьют сваи и заложат матами. Понимаете? А умники, видите чего, — цемент, земснаряд. Еще бы электроснаряд! Я туда подъеду. Подъеду и вечерком вам позвоню…