Сергей Петров - Пора веселой осени

— Ладно. Пошли, — отмахнулся Андрей Данилович.

Они оделись и по старой привычке прошли в буфет — распаренные, с помолодевшими лицами. После бани они всегда цедили в буфете подогретое пиво и, отдыхая, не спеша разговаривали.

Поставив тяжелые кружки с пивом на влажный, словно в росе, столик — пар проникал даже в буфет, — Андрей Данилович сказал:

— Посиди-ка…

Вышел из бани и, широко шагая, косо пересек темнеющую улицу к желтым огням магазина. Вернулся с бутылкой водки, вспузырившей нагрудный карман пальто.

— Ну-у, брат… Да что с тобой? — удивился Худобин. — Или верно серьезные неприятности? Так этим делу не поможешь.

Андрей Данилович взял с подноса, стоявшего на столешнице, стаканы и разлил водку.

— Жили себе, жили, понимаешь ли, и вдруг: бац — меняй дом на квартиру в центре, — сказал он. — Прямо с ножом к горлу пристали.

— Ага. Ясно, — Худобин глотнул из стакана и поставил его на стол, загораживая на всякий случай кружкой с пивом.

— Что ясно?

— Ну, что дом хотят сменять. Закономерно. Город растет — и всем, понятно, хочется устроиться с удобствами. Забот меньше. Спокойнее.

— Кому хочется, а кому и нет, — отрубил Андрей Данилович. — У меня, как тебе известно, еще и сад есть.

— Сад — да. Сад жалко. А почему, собственно, твои решили переезжать?

— Жене, видишь ли, времени на работу мало. Далеко живем.

В буфет набилось полно людей — все из бани, все разгоряченные, влажные. Стало душно. С потолка тяжеловато свешивались крупные капли.

Вынув платок, Худобин отер лоб и вспотевшее лицо. Молча посидел, помаргивая на Андрея Даниловича, и вдруг спросил:

— Ты мне вот в парной притчу про яблоко рассказывал… Скажи-ка, а садов сейчас в области много? Ну, государственных там, колхозных?

— Да есть… А что? — удивленно посмотрел на него Андрей Данилович. — Не так, чтоб очень густо, но есть.

— И садоводы, наверное, есть? Настоящие. Не как твой дураковатый кандидат, а настоящие ученые-садоводы?

— Само собой есть. Да тебе-то что?

— Да так. Небось, не всякому в наше-то время сунешь под нос яблочко из палисадничка?

— А-а! Ты вон куда клонишь, — Андрей Данилович сузил глаза, раздул ноздри и нацелился на приятеля указательным пальцем. — Имей в виду!.. У тех садов земли сколько? Гектарами? А у меня при доме участок с полотенце. Тем и удобрение привозят, механизация есть… Лаборатории и прочее… А я сам жнец и на дуде игрец. Да мне бы столько земли, да свободного времени, да еще…

Худобин поднял над столом ладонь.

— Понесло-поехало… Словом, надо тебя директором совхоза назначить, вот ты и развернешься. А сад что? Для себя только.

— Причем здесь совхоз, — поморщился Андрей Данилович и потянулся к стакану. Но стакан стоял пустым, и он сказал: — Посиди-ка.

— Э-э, нет. Хватит, — ухватил его приятель за рукав пальто. — Если тебе так выпить хочется, то уж лучше ко мне пойдем.

Снег возле бани в свете электрической лампочки казался бурым, а у стены он подтаял, и там тянулась черная полоска открытой земли.

Сойдя по ступенькам вниз, Андрей Данилович сказал с обидой:

— Выходит, по-твоему, в моем саду я вроде как индивидуалист какой?

Худобин взял его под руку.

— Да брось ты. Ничего подобного я и не думал. Просто мне кажется, что в вашем споре жена твоя стоит на более общественной, что ли, точке зрения, вот и решай, кто из вас прав, кому следует уступить.

— А я вот не хочу уступать! — запальчиво выкрикнул Андрей Данилович.

— Вот и догадался, кто уступить должен, — рассмеялся Худобин. — Молодец, Данилыч.

Что на это ответишь? Получалось так, будто приятель все знал наперед, и разговор терял всякий смысл. Но Андрей Данилович все равно пошел к нему, долго сидел в его уютной и теплой квартире, пил, мрачнея лицом, стопками водку, тяжелел от нее и никак не мог уяснить и высказать что-то самое главное, что волновало его больше возможной утраты дома и сада, отчего под сердцем копилась горечь и появлялось ощущение зыбкости собственной жизни.

Выпил он излишне много и возвращался домой, то покачиваясь, то переходя на строевой шаг. Жался ближе к домам, в тень заборов. Почему-то вспомнилась любимая песня отца, и он еле слышно напевал: