Александр Рекемчук - Избранные произведения в двух томах. Том 2

Но сегодня был его день. День, касающийся его лично. Его ученого имени.

И если Нина Викторовна решила украсить своим присутствием этот именинный день — что ж, он ей крайне признателен за это.

Прибывшее начальство тепло поздоровалось с буровиками и каротажниками.

Эти последние уже развернули кипучую деятельность. Совмещенный автофургон подъехал к вышке, его предписанным образом затормозили наглухо да еще вогнали под колеса деревянные брусья: с места не сойти. Командир отряда офицерским тоном отдавал приказы.

Иван Еремеев, покуда шла вся эта канитель, к которой он уже не имел прямого касательства, и покуда командовал здесь не он, а другой, повел гостей в кернохранилище.

Там, в дощатом сарае, стояли ящики, пронумерованные в строгой последовательности. В ящиках лежали каменные столбики, образцы пород, которые в разное время и на разных глубинах проходил турбобур. Это был керн. Это была книга земных пластов, уложенная в ящики, а каменные столбики были страницами этой книги.

— Вот, Платон Андреевич, — сказал Иван, вынув из ящика округлую глыбу, похожую на обломок колонны какого-нибудь древнего храма. — Вот…

На шероховатой и зернистой серой поверхности песчаника были отчетливые пятна — темно-бурые, почти черные, маслянистые с виду. Они, казалось, насквозь пропитывали породу.

— Это… нефть? — спросил Терентьев.

Нина Ляшук тронула пальцами бурый потек. Потом взглянула на свои пальцы. Они остались такими же белыми и чистыми, как были.

— Да, это нефть, — подтвердила она.

Лицо секретаря райкома просияло: неужели так быстро все решилось? Уже?..

— Но это, если можно так выразиться, бывшая нефть, — продолжила Нина. — Она высохла. Или ушла… Это только ее следы.

Егор Алексеевич вопросительно посмотрел на Хохлова: ему он все же склонен был больше верить, нежели этой ученой пичуге, которая всю дорогу звонила про какую-то Вукву. Он ведь и главнее, и старше. И мужчина притом…

— Да, это всего лишь следы, — спокойно согласился Хохлов. — Следы того, что здесь была нефть.

Он отмерил паузу, достаточную для того, чтобы его слушатели подготовились к дальнейшему.

— Но этот керн взят из горизонта, который лежит значительно выше того пласта, который мы наметили для вскрытия. — И рассмеялся: — Как говорят хирурги, вскрытие покажет…

Иван, державший все это время каменный столбец на весу, положил его обратно в ящик.

Снаружи, сквозь стенку хранилища, донесся резкий свисток.

— Пора, — сказал Платон Андреевич.

Площадка буровой теперь была огорожена вокруг красными флажками. Эту границу никому переступать не разрешалось. Будь ты хоть секретарь райкома, хоть главный геолог — ни шагу, таков закон.

Одни лишь каротажники имели право переступать эту границу, и они были за ней.

А те, которые целый год — и осень, и зиму, и лето, и еще одну осень, денно и нощно — бурили эту скважину, сделали все, что им было положено, и довели ее до заданной отметки, — они сейчас стояли поодаль, в стороне, всей бригадой, бесправные и ждущие, будто у паперти…

Над устьем повис перфоратор. Он был похож на большую сигару. Или на маленькую торпеду. Еще на длинный огурец. Но все-таки — на торпеду. Потому что он являлся оружием. Этот перфоратор был густо нашпигован бронебойными зарядами, нацеленными в разные стороны. Там, на глубине, повинуясь электрической искре, он выстрелит сразу всеми своими пулями, изрешетит сталь обсадной колонны, раскурочит прилегающий пласт.

Завертелся блочок лебедки, заскользил кабель — перфоратор канул в скважину…

Ему предстояло опуститься на два с половиной километра. Для этого требовалось определенное время.

Вообще испытание длится часами. И это время могло бы показаться томительным. Но томительно ожидание, а не время. Время бежит почти незаметно. Мучит ожидание. Неизвестность.

Кто-то с кем-то нарочно, лишь бы отвлечься, затеет посторонний разговор — но разговор тут же увядает, обрывается на полуслове. Как-то не говорится о другом и не думается. Думается только об одном, вот об этом самом…

Все село знало о том, что нынче будут «кончать».

На пригорке, в почтительном отдалении от вышки, собралась ребятня, увильнувшая от уроков благодаря подходящему поводу. Приковыляло и бородатое старичье, любопытное, как известно, хуже маленьких. И еще разные охотники поглядеть на суету, на случай. Все они тоже терпеливо ждали дальнейшего.

А чуть попозднее, управившись со своими текущими делами, явился и Трофим Малыгин. Он с полным сознанием своего директорского достоинства поручкался с секретарем райкома, с приезжими учеными, включая даму. Подошел и к бригаде, к Ивану Еремееву.