— …Обратимся, например, к такому важному вопросу, как движение за коммунистический труд, все шире охватывающее народные массы. Да, как отметил в своем докладе Егор Алексеевич Терентьев, у нас уже есть несколько бригад коммунистического труда, есть и отдельные ударники, которым присвоено это высокое звание. Однако, товарищи, в достаточных ли масштабах развернули мы это движение? Не топчемся ли мы на месте? Ведь нам известно, что во многих других районах уже имеются целые предприятия коммунистического труда. А в одном из городов нашей республики уже брошен клич — добиться того, чтобы весь город получил право называться городом коммунистического труда!
В зале продолжалось шевеление. Лобанов протянул было руку к кнопке звонка, но почему-то так и не решился позвонить.
Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений, что речь второго секретаря райкома — это не просто очередное выступление в прениях. Это был сознательный и ловко осуществленный ход: прикрываясь прозрачным «мы», демонстрируя высокую принципиальность, пользуясь присутствием секретаря обкома, нанести сокрушительный удар Терентьеву, дискредитировать его.
А может быть, и не сам он такое замыслил? Может быть, подсказали ему это сделать — сверху?.. Вот оно — подтверждение слухов.
Трофим Петрович Малыгин, сидевший в зале рядом с Агнией Малыгиной и Густавом Ланкявичюсом, которых парторганизация Скудного Материка тоже избрала делегатами, — тот прямо трясся от ярости.
— Вот зараза… — шипел он. — И ведь как одно за другое цепляет. Мимо не плюнет — либо в ставец, либо в ложку!
— Что такое ставец? — спросил Ланкявичюс.
Малыгин отмахнулся.
— Регламент! — выкрикнул кто-то.
— Регламент, регламент… — подхватили голоса.
Лобанов нажал кнопку, поднялся.
— Василий Михайлович, — обратился он к стоящему на трибуне оратору. — Ваше время истекло. Согласно установленному регламенту…
— Прошу дать мне еще пять минут, — сказал Вася Шишкин. При этом, как все заметили, он обращался не к залу, не к председательствующему, не к президиуму, а смотрел на Геннадия Павловича Вокуева.
Однако тот, не поднимая головы, что-то чертил в своем блокноте.
И Егор Алексеевич Терентьев тоже в этот момент был очень занят своим блокнотом. Ну конечно, ему ведь еще предстоит заключительное слово — надо ничего не упустить из критических замечаний.
— Мне нужно еще пять минут… — повторил Вася Шишкин.
— Довольно!
— Регламент!.. — Протестующие крики неслись изо всех концов зала.
Где-то в задних рядах затопали ногами.
Лобанов позвонил снова, призвал к порядку и, заглянув в список, объявил:
— Слово предоставляется товарищу Малыгину, директору совхоза «Скудный Материк». Подготовиться…
Вася Шишкин, пожав плечами, сошел с трибуны.
А на его месте — пулей пронесшись меж рядов, стремительно взбежав по ступенькам — появился Трофим Малыгин.
Ради столь важного события, конференции, он поступился всегдашней своей привычкой ходить в затрапезе и принарядился, как подобает директору: был на нем черный шевиотовый костюм, рубашечка в полоску и даже галстук с вечным узлом. Однако пиджак был застегнут не на ту пуговицу, галстук выполз языком наружу, а воротник рубашки стоял торчмя — наверное, потому, что Трофим Малыгин все дергал вбок своей контуженой шеей.
— Первым делом, — сказал он, — разрешите мне задать один вопрос. Может, это и не положено — а я все равно задам! — И повернулся к президиуму. — Прошу разъяснить мне и другим товарищам делегатам, обсуждался ли отчетный доклад на пленуме райкома?
Терентьев недоуменно посмотрел на оратора. Вот те на! Ведь Трофим Малыгин сам член райкома и собственной персоной красовался на вчерашнем пленуме, где этот доклад обсуждался. И теперь задает вдруг такой вопрос…
Но Терентьеву ничего не оставалось, как ответить на заданный вопрос. Именно ему надлежало отвечать.
— Да, — сказал он, поднявшись с места, — доклад, как это положено, обсуждался предварительно на пленуме. Это отчетный доклад районного комитета партии.
Ответил и сел.
— Тогда позвольте мне задать еще один вопрос, — повысил голос Трофим Малыгин. — С какой такой стати секретарь райкома товарищ Шишкин выступил здесь со вторым докладом? От чьего имени? И кто ему это поручил?..
Теперь уже Егор Алексеевич Терентьев не стал подниматься. На этот вопрос он не мог ответить. И никто другой в президиуме не мог ответить на заданный вопрос.
Читать дальше