Валентин Берестов - Государыня пустыня

Спугивая пыльных кузнечиков, перешагивая через звериные норы, мы искали среди ржавых пучков растительности железные шпильки с бумажками на конце. Чтобы не сбиться, мы то и дело разворачивали план и наклеенные на марлю аэрофотоснимки.

В свое время могильник увидели с самолета. Курганы выделялись округлыми светлыми пятнами. Это происходило потому, что почва на их месте еще не восстановилась, она была чуть иного тона, пучки засохшей травы располагались на ней чуть-чуть иначе.

Бродя по курганам, мы замечали, что на них чаще встречаются свежие ядовито-зеленые или бледные кустики солянок. Если сквозь такой кустик просвечивают солнечные лучи, то он весь вспыхивает холодным стеклянным блеском. И все же мы не решались доверять одному только стеклянному блеску… Мы, как я уже сказал, ощущали некоторую уверенность, лишь обнаружив в центре такого пятна железную шпильку с бумажкой на конце. (Топограф Игонин, один из тех, кто заметил могильник с самолета, спустился с неба на землю, при помощи геодезических инструментов отыскал на ней то, что увидел с высоты, и воткнул эти шпильки.)

Наконец курганы были выбраны, и каждый из нас мог найти свой объект без плана и снимков.

Все четыре кургана были рядом с погребением, раскопанным в прошлом году и окруженным коническими холмиками отвала, упавшего с ленты транспортера. Могила была интересная. В нее вел узкий длинный коридорчик — дромос. Скелет лежал по диагонали головою на восток. Найденные при нем стрелы и рукоять меча указывали дату — V век до нашей эры. Это был самый древний из известных науке людей, похороненных по роксоланскому обряду. Роксоланы жили в степях Восточной Европы семью веками позже, во II веке нашей эры (Ломоносов считал их одними из предков русских). Раскопанное здесь, на Тагискене, погребение как бы сообщало, откуда они пришли. А подобные могилы к югу от Уральского хребта указывали еще одну веху и дату на их долгом пути.

И естественно, что наша, казалось бы, свободная воля привела нас в окрестности этой выдающейся могилы. Естественно было и то, что нам с Лоховицем, «старым хорезмийцам», достались самые большие курганы, расплывшиеся, как блины. А маленький, скорее вогнутый, чем выпуклый курганчик столь же естественно получила Аня Леонова. Работает она тщательно, пусть не спеша разберется, курган это или нет. Раскопы рядом, можно чаще советоваться друг с другом, удобнее передвигать два наших транспортера.

По ту сторону раскопанной могилы виднелась еще одна железная шпилька. И раз уже так получилось, надо было копать и здесь. И одинокий отдаленный курган на краю зеленой лощины как бы сам собой приплыл в руки Светланы. Ей будет достаточно одного-двух рабочих, транспортер может и не понадобиться. Пусть себе копает в сторонке, она это любит.

Я встретил Светлану годом раньше, на раскопках средневекового замка Якке-Парсан.

Невысокая робкая девушка, светлые волосы, тихий голос, который слышался редко. Уединенная, стоящая на отшибе палаточка. Там Светлана в свободное время конспектировала учебники (она учится заочно), перечитывала «Гайявату» или с жадностью читала еще какую-нибудь книжку. Читая, она выписывала на листочек непонятные слова, а потом, при удобном случае, спрашивала нас, что они означают. Светлана то забавляла нас своими вопросами, а то и ставила в тупик.

К нам, умудренным жизнью «старикам», она относилась с почтением и, может, даже с некоторым страхом, песен с нами не пела, в застольных разговорах участия не принимала. Поест и потихоньку скроется из столовой читать, смотреть на звезды или кормить своих черепах. Они жили у нее в большой кастрюле и, бедняжки, почти ничего не ели.

Иногда она посещала палатку, где обитали четыре джентльмена, как мы себя называли. «Джентльмены» необычайно любезно усаживали гостью, интересовались ее здоровьем и настроением, угощали вафлями, взятыми на складе в «личный забор», развлекали разговорами. Светлана сидела, опустив голову, уставившись в колени, и серьезно, внимательно слушала. Она и приходила не поговорить, а послушать. Иногда на ее лице появлялась улыбка, но по-настоящему рассмешить ее нам не удавалось. Она относилась к нашим разговорам так же серьезно, как к книгам, — через день или через неделю возьмет да и спросит:

— Лев Алексеевич назвал кого-то самоуверенным. А всегда ли плохо, если человек самоуверен? И чем самоуверенность отличается от уверенности в себе?

Постепенно ее присутствие стало придавать нашим беседам некий философический оттенок.