Валентин Берестов - Государыня пустыня

Есть в пустыне такие уголки, где и весну-то не сразу углядишь. Особенно там, где на гладких такырах лежат сыпучие пески, которые чуть ли не каждый день перевеивает ветер. Но и тут весна остается весной.

…Из двух темных круглых отверстий в глине толпами выползли черные муравьи.

Толстые большеголовые солдаты. Подтянутые быстрые рабочие. И даже бесцветные крохотные существа, первые дети муравейника: им достался самый скудный корм и самый тяжкий труд, трогательно-жалкие няньки и кормилицы всех остальных муравьев.

Казалось, все они собираются покинуть муравейник. Но никто не уходил, все кружились на месте.

И вот на поверхности появились два больших черных муравья со светлыми мятыми крыльями, сложенными углом. Им нужно было подняться в воздух, найти себе пару из другого муравейника и основать новые семьи.

Крылатые впервые выглянули на белый свет. Всю свою жизнь они провели во мраке и в безделье. А крылья были для них ненужным грузом, делали их неуклюжими, неповоротливыми.

Свет, видимо, напугал крылатых. Их словно бы потянуло назад, в уютную темноту муравейника. Они беспомощно толкались в круглые двери родного дома. Но все его население, некогда безропотно кормившее их, оттягивало их оттуда за крылья.

Пока большие муравьи ползали и метались, их крылья на свету и на свежем воздухе окрепли, разгладились, отвердели. Дуновение ветерка, и крылатые муравьи, как сухие листья, безвольно оторвались от земли.

Не знаю, понятно ли им было, чего хочет от них природа, чего хотят их возбужденные, кишащие внизу собратья. Но мне показалось, что теперь они летят уже по собственной воле, потому что им это нравится.

Еще долго у дверей муравейника кишела и не могла успокоиться черная, шелестящая, праздничная толпа.

Я огляделся вокруг. Ни травинки, ни цветка. И все-таки весна. Все-таки есть в самом воздухе, в солнечном свете нечто такое, что сейчас, перед закатом, подняло всех муравьев во всех окрестных муравейниках. И заставило их, скопидомов и работяг, безумствовать, праздновать, бросить все привычные дела.

В ясную погоду с крепости, где мы ведем раскопки, виден зубец сторожевой башни.

Семь веков назад она жила. Кто-то дежурил на ее вершине.

А на крепости днем и ночью сменялись особые часовые. Их обязанностью было смотреть на башню. Не упускать ее из виду.

И если днем с башни валил черный дым или ночью вспыхивало пламя, дозорные трубили в длинные трубы и поднимали на ноги весь город.

То была весть. Грозная: появился враг! Или радостная: идет долгожданный караван с прекрасной невестой-чужестранкой.

Давно нет на башне ни сторожей, ни груды хвороста. Но башня все-таки живет.

От нее сворачивают к нам в пустыню машины. С ними приходят вести.

И если днем заклубится пыль в стороне башни, а ночью засветятся фары, кто-нибудь непременно объявит: «Машина!»

Сегодня это сделает один, завтра другой. Смотря по тому, кто и каких вестей дожидается.

И что-то дрогнет в сердце у каждого.

Сигнал принят. Весть услышана.

Весть о том, что приближается весть.

1