Так далеко развела их человеческая мысль.
Пусть предок жизнью жил полузвериной,
Но мы его наследьем дорожим.
Он не умел слепить горшка из глины,
Боялся духов, выдуманных им.
Но и сейчас в его глухой пещере
Толпой теней, стремительно-живой,
Летят по стенам яростные звери,
Добыча и соперники его.
Глаз мамонта испуганно косится,
Летит олень, погоней окрылен,
Упал, и, умирая, шевелится,
И кровь глотает раненый бизон.
Охотники бесшумно шли по следу,
И громким криком открывали бой,
И завершали трудную победу
Рисунком легким, тонкою резьбой.
Прежде чем попасть во владения саков, среднеазиатских скифов, нужно совершить некий обряд. Без этого в степь не пустят.
Важная жрица в белом одеянии, какое обычные женщины не носят, берет священный ножик, непохожий на простые ножи, тонкий, светлый, с ромбическим наконечником. Каждый, кто едет в степь, должен обнажить руку до плеча, женщина сделает ему надрез на коже, магическое клеймо в виде решетки, и смажет его каким-то зельем.
«Обычное колдовство, — подумал бы скиф, увидя как делается противочумная прививка. — Правда, эти люди что-то слишком берегут себя. Могли бы, например, разрезать кожу как следует, до крови, а потом слизать кровь друг у друга. Так делали мидяне и лидийцы, вступая в союз. А еще лучше выдавить кровь в чашу с вином и пустить чашу по кругу. Таков наш, скифский, обычай. Лучшего способа привить дружбу и скрепить клятву, пожалуй, еще не придумано».
Словом, скиф счел бы наш приход на санэпидстанцию вполне разумным и своевременным поступком.
Случилось это в первобытном мире.
Один мечтатель, первым из людей
Установив, что 2х2 = 4,
Пришел к мудрейшим с формулой своей.
Отколотив как следует страдальца,
Мудрейшие прочли ему урок:
— Для счета нам отлично служат пальцы.
Не суйся в арифметику, щенок!
На сотни лет
Их строгое внушенье
Закрыло путь таблице умноженья.
Жили в древности два скульптора — Учитель и Ученик.
Учитель был гением, а с гениями трудно иметь дело. То он ни с того ни с сего возьмет и разобьет молотком почти готовую скульптуру. То вместо богини изобразит известную всему городу особу и не постесняется ее статую предложить храму: молитесь, люди добрые! То на щите самого бога войны высечет собственный портрет.
Зато Ученик был покладист и делал именно то, о чем его просили. Сделанные им статуи стояли и в храмах, и во дворцах, и на площадях, и на стадионах, и даже вдоль дорог вместо верстовых столбов.
Произведения Учителя были известны лишь ценителям и знатокам. «Ничего, — говорили знатоки и ценители. — Пройдет время, и потомки во всем разберутся. Потомки, они умные».
Прошло две тысячи лет. Потомки начали раскапывать города той эпохи. И конечно же, они пока нашли только произведения Ученика, потому что их было очень много. Потомки установили их в своих музеях и восхищались ими, потому что статуи были древними, а древностью нельзя не восхищаться: древние, они мудрые.
— Земля имеет форму шара,—
Однажды заключил мудрец,
За что его постигла кара
И страшен был его конец.
Мир оказался не готов
Жить без поддержки трех китов.
Из всех историй, какие произошли со мной на раскопках, эта, пожалуй, самая удивительная.
Черную записную книжку в клеточку мне подарил товарищ, когда оба мы учились на первом курсе. У нас была общая страсть: мы усердно коллекционировали обмолвки профессоров, забавные вывески, газетные «ляпы». До сих пор помню несколько своих записей из той книжки.
«Евпатий Коловрат нанес сокрушительный удар по задним частям татар».
Читать дальше