Валентин Берестов - Государыня пустыня

Керим готовит обед, а я иду на Кырк-Кыз. Нашел половину монеты с ясно различимым царским профилем. Хочется похвастаться находкой, но я один внутри крепостных стен. Нет, не один. На башне стоит пара, мужчина что-то объясняет женщине, размахивает руками. Какой пылкий интерес к археологии! Сейчас я им все расскажу. Иду на башню. Встречают, как родного. Не видел ли я пропавшего верблюда?

Пообедали — и снова носом в землю. Все рассыпается, все изъедено солью, пронизано корнями, изрыто звериными норами. Кисточка и та кажется грубым инструментом. Наберешь в легкие побольше воздуха и дуешь, пока из пыли не появится что-то определенное. Тоже своего рода сыродутный способ. Ей-богу, берусь расчистить мастерскую с помощью пылесоса!

…Вторгается современность. Человек десять трактористов из бригады, осваивающей этот участок, затаив дыхание, следят за каждым моим движением. Встаю, жму руки, беру на себя роль экскурсовода. В пределах моих познаний, конечно. Фантазировать опасно — передо мной механизаторы. Они легко схватывают суть дела и внимательно смотрят уже не на меня, а на печь. Плоский лоток. Камера с полукруглым отверстием. В профиль она похожа на киль небольшой лодки.

— Не дураки были древние люди, — с уважением произносит кто-то. — Плавили железо прямо на квартире. Надо уметь!

А ведь еще деды этих трактористов выплавляли железо таким же способом. Самый молодой из механизаторов, взглянув на валы древнего канала, искренне изумился:

— У них что, экскаваторы были? Тысячу лет назад?

Он уже забыл, что совсем недавно каналы рылись вручную, и не представляет, как это можно было обойтись без экскаваторов. Перерыв окончился. Экскурсанты направляются поднимать целину. Она совсем рядом, за новым руслом канала.

Я снова дую. Керим отбросил отвал и помогает мне в этом странном занятии. Нашли косточки персика. На миг представляю ощущение металлурга: жар печи и прохладная мякоть персика на зубах. Как замечательно сохраняются следы огня: тронутая пламенем глина, синий пепел, белая зола, черные угольки. Дунь — и вспыхнут искры. Но пламя через тысячу лет обдает нас с Керимом только холодной копотью. Мы черны, как трубочисты.

Вдруг я вижу прямо перед собой молодые любопытные глаза. Парень в комбинезоне перевесился через стену, чтобы получше разглядеть печь. Провожу экскурсию для одиночного посетителя. Жаль, нет книги отзывов. Парень свой, экспедиционный, разведывает и роет колодцы в соседних песках.

…Металлург, живя на отшибе, казался людям колдуном, изо дня в день творившим чудо с помощью духов — покровителей его таинственного ремесла. Он и сам не знал, что в печи происходит не колдовство, а восстановление железа из окиси, и, не видя особой разницы между черной магией и черной металлургией, должно быть, покорно считал себя орудием сверхъестественных сил. А я разве не орудие в руках у того, кто возьмет мои записи и чертежи, исследует добытые мной вещи, образцы грунта, угля, руды, шлаков, железа, обломков печи, восстановит открывшуюся передо мной картину и все поймет? Но этот неведомый археолог полностью зависит сейчас от меня, литератора. И я продолжаю «колдовать» над остатками мастерской и думаю, чем бы еще помочь ему до сегодняшнего вечера, когда за мною придет машина.

Простор вокруг меня такой, так все разнообразно, будто я стою на огромном листе географической карты или смотрю на мир с самолета, а не с плоского такыра.

Справа от меня, за древним руслом, девственные светлые пески: эти земли не знали ирригации. Где-то там, за серым коническим холмом Яман-Кокча, экспедиция нашла стоянки и погребения бронзового века, открыла, пока я был литератором, особый мир, который я так и не видел.

Впереди ровная серая степь с редкими точками кустарников. Проглянуло солнце, и забелели на фоне тучи Большой и Малый Кырк-Кыз с изрезанными стенами, напоминающими шествие жрецов.