Юрий Смолич - Рассвет над морем

Проходила рота за ротой. После роты пуалю появилась рота зуавов, затем снова рота пуалю и рота мальгашей: разные роды войск были наспех перемешаны или с какой-то определенной целью перетасованы.

Связной подал Столярову четвертушку жесткой сахарной бумаги. Из-за нехватки бумаги в осажденном городе теперь все сообщения и приказы печатались на оберточной бумаге.

Это было сообщение ставки командования союзного десанта на юге Украины. Тысячи таких листовок разбрасывались сейчас в центре города. Сообщение было краткое. Вот его точный текст:

«Союзники сообщают, что в ближайшее время не имеют возможности доставить продовольствие в Одессу. Поэтому, с целью уменьшения количества едоков, они приняли решение начать частичную эвакуацию».

И это все.

Стыдливо сообщала о своем отступлении из Одессы и с одесского плацдарма семидесятитысячная оккупационная армия, которой приданы были двадцать тысяч различных контрреволюционных вооруженных формирований, — армия Антанты, оснащенная всеми видами наилучшей военной техники.

Они отступали потому… что не могли доставить продовольствие…

Столяров не мог сдержать улыбку.

Серый клочок бумаги пошел по баррикаде из рук в руки — и веселый смех зазвенел среди опрокинутых бричек, «штейгеров», письменных столов, пустых бочек из-под вина и фонарных столбов, сваленных в одну кучу.

Кто-то из бойцов влез на баррикаду, сорвал с головы фуражку и подбросил ее вверх.

Кое-кто из французских солдат ответил. Пуалю тоже срывали с головы кепи и махали ими. Долетело и несколько приветствий:

— Вив ле большевик!

Командование, штабы и канцелярии оккупационной армии спешно грузились на корабли и пароходы, стоящие в порту, а оккупационная пехота из-за недостачи морского тоннажа должна была эвакуироваться пешим порядком: на Тирасполь и Бендеры, через Бессарабию — в румынские города и порты.

Шли пуалю французских национальных полков, шли французские колониальные стрелки — зуавы, сенегальцы, мальгаши шли бенгальцы, только что прибывшие сюда под английским командованием.

В это время со стороны Градоначальницкого спуска появилась процессия.

Около пятидесяти бойцов из рабочих дружин — в засаленных кепках и робах, в матросских бескозырках и бушлатах, в штатской одежде, опоясанные крест-накрест пулеметными лентами, — двигались тесным каре с винтовками наперевес. В середине каре на высоко поднятых руках четыре дружинника несли санитарные носилки. Пятый шел впереди носилок, держа обеими руками большой, полуторапудовый, камень. Камень был крест-накрест перевязан железной проволокой, а другой конец ее привязан к ногам человека, лежавшего на носилках. Это было тело замученного и утопленного руководителя одесского подполья — большевика Николая Ласточкина, Ивана Федоровича Смирнова.

Траурное каре двигалось навстречу ротам французских солдат по улице, которая с той минуты навсегда будет названа улицей Ласточкина…

Вот одесские рабочие и французские солдаты сблизились, поравнялись и миновали друг друга.

Траурное каре остановилось у баррикады. Дружинники опустили на землю носилки и выстроились позади. Они приставили к ноге винтовки и сняли шапки. Печально опустив обнаженные головы, с винтовкой в одной руке и шапкой в другой, стояли рабочие-дружинники перед Советом, прощаясь со своим погибшим руководителем. Члены Совета и бойцы охраны тоже скорбно склонились.

Согбенные горем, стояли члены Совета — большевики, которые вышли из подполья и взяли власть в свои руки; в глубокой скорби стояли рабочие, поднявшие оружие, чтобы утвердить власть Советов на своей родной земле; поднялись на своих тачанках и, склонив головы, стояли у пулеметов крестьянские повстанцы, которые спешили в город — на помощь восставшему пролетариату. Тело героя-бойца, отдавшего свою жизнь за власть Советов, лежало перед ними.

Мимо погибшего героя революции проходили, отступая с этой земли, полки интервентов…

И понемногу беспорядочное шарканье начало входить в ритм. Глухой шорох подошв постепенно перешел в четкий топот. Солдаты без команды начали отчеканивать удары каблуками — и беспорядочное шарканье постепенно сменилось торжественным церемониальным маршем.

Французские пуалю, колониальные стрелки — французы, сенегальцы, мальгаши и бенгальцы — вытягивались, прижимали карабины локтем, выравнивали строй, поворачивали головы равнением налево. Они шли церемониальным маршем, отдавая воинскую честь живым и погибшему, мимо которого они дефилировали, покидая побежденными советскую землю.