Ян Ларри - Как это было

И подписи.

А внизу приписка:

Семен говорит, надо ловить кротов. Они вредят огородам и у них есть шкурки, за которые можно получить большие деньги. А летом обязательно приезжайте.

С наступлением зимы на берегу водворилось затишье. С озера подули ледяные ветры. Земля задервенела, застыла, стянулась ледяными корками луж. В мерзлых черных ветлах зашумели колючие, морозные ветры. А в одну ночь свинцовые тучи опустились на землю и покрыли ее ровным снеговым покровом. Белое поле, белые крыши домов, белые дороги и огороды сливались мутной мглой с серым, тоскливым небом.

Подули ветры и с гребней сугробов запорошило снегом.

Теперь все чаще и чаще сидели коммунщики в небольшом амбаре, вокруг жарко натопленной печки, проводя в разговорах досуг. Во время обеда на середину выдвигали стол и ставили на него чашки, караваи с хлебом и глиняные миски.

Стол коммунщиков стал теперь значительно лучше, чем летом. Правда кушанья не были затейливыми. Обычно на столе появлялись грибные щи, или же картофельная похлебка, иногда кислые щи с соленой рыбой, а на второе обязательная каша с молоком. Но эта незатейливая еда удовлетворяла всех вполне. Утром завтракали горячей картошкой с кислым молоком, а иногда варили кашу с творогом. Домой на ужин брали квашеную капусту и кислые огурцы, а первое время носили с собой копченую рыбу. По воскресным дням от печки тянуло вкусным запахом оладышек на масле. Временами Федосья Григорьевна потчевала коммунщиков пышными пирогами с груздями и яйцами.

На пищу не обижались. Еда была сносной. Хуже было с помещением и еще хуже с одеждой. Коммунщики ходили обтрепанные, оборванные, а некоторые во время сильных морозов вынуждены были сидеть в амбаре.

— Благодать! — смеялся Семен, — сидишь вроде барина, да живот греешь. Ну-ка, Федоров, притащи дровишек, — командовал он, — обогрей ребятишек.

— Ничего. Перетерпим. — хмурился Федоров.

— Верно! — подхватывал Семен, — зиму вроде медведей пролежим, а летом на манер Адамов будем ходить.

— Медведь оттого и лежит в берлоге, что калош не имеет! — шутил Никешка, — ну, а нам чего рыпаться.

Тем временем в деревне назревала буря. В январе приехал из города член совета, который делал доклад о работе районного исполнительного комитета. После доклада выступали мужики и кое за что поругали докладчика. Среди выступающих был и Кандыбин. Он раскричался так, что даже синий стал от крика:

— Это бюрократизм! — стучал по столу кулаком Кандыбин, — мы с самой осени просим выделить артельную землю в одно, а где толк? Волокита это, а не работа!

Член совета записал жалобу Кандыбина в книжку и обещал расследовать это дело. Потом докладчику стали задавать разные вопросы. Между прочим Федоров спросил:

— А вот, товарищ, скажите: есть у нас, которые без земли, а состоят в артели. А есть которые кулаки по 200 гектаров имеют. Интересно бы знать ваше мнение, почему советская власть допускает это?

— А вы хлопотали, товарищ? — спросил докладчик.

— Похлопочем, ежели права на нашей стороне. Главное надо узнать: можно ли?

— По-моему можно! — сказал докладчик.

Этот разговор быстро разнесся по всей деревне. Кулаки всполошились.

— Вона куда гнут! На землю нашу метят. На чужой карман зарятся.

— Вот она коммуния чертова! Мое — мое и твое — мое. Каки-таки хозяева нашлись?

— Коли надо землю — пущай болото осушают.

Встревожанные кулаки начали теперь шмыгать из одной избы в другую и нашептывать всякую всячину.

— У нас землю отберут — за вашу возьмутся.

— По клетям, говорят, пойдут скоро.

— Гнать их надо. Откуда такие взялись? Сотни лет жили в спокое, а тут на тебе. Коммуния какая!

Деревня заволновалась, зашевелилась, загудела, словно встревоженный улей. У Силантьева по вечерам начались собрания.

— Чего ж это, братцы? Как же получается-то? — кричал Силантьев, — грабеж стало быть!

Некоторые кулаки помалкивали, а Прокофий советовал плюнуть на все и махнуть рукой.

— Ну, урежут немного! Подумаешь, какая беда! Так и так без батраков не управиться с землей!

— Все равно разлетятся скоро, — предсказывал Прокофий.

— А ежели не разлетятся?

— Разлетятся!

— Тьфу! — горячился Силантьев, — а не разлетятся, так нас по ветру пустят. С батраками, вона, как стало, слова не скажи. Чуть что — так он в крик: расчет, орет, давай. В артель, орет, уйду. Дай-ка им за землю уцепиться — проглотят. Тебе-то что, а меня уже выпирают. С чернозема выпирают. Потому округлять вздумали, ежа им в брюхо.