Виталий Закруткин - Плавучая станица

Паромщик в раздумье почесал затылок.

— Оно бы можно было подождать, да время не терпит. Видно, доведется самому грести до кирпичного завода, а там просить кого-нибудь покрепче, чтобы пособили.

Демонстративно вздыхая, Авдей Гаврилович поплелся к баркасу, уселся поудобнее, покряхтел и, медленно ворочая тяжелые весла, погнал баркас вниз и вскоре исчез в темноте.

— Ничего, этот дедок сдюжает, — хмыкнул Федот, — он только прикидывается хлипким, а сам, ежели надо, черта за собой потянет. У них вся талалаевская порода такая.

— Куда уж там ему тянуть! — засмеялся Зубов. — Он еле ноги волочит…

Зубову, конечно, и в голову не могло прийти, что немощный паромщик Авдей Гаврилович Талалаев, еле поднимающий весла, отправился не в станицу, а на браконьерский лов.

Авдей Гаврилович спокойно довел баркас до излучины, где его ждали Егор, Анисья и братья Трифон и Семка Жучковы, а неподалеку, на поляне, были видны костры на тоне и вокруг них — черные фигуры отдыхающих ловцов.

— Чего они там, много наловили? — осведомился Егор.

— Не знаю, я в ихние баркасы не заглядал, — смиренно ответил Авдей Гаврилович. — Должно быть, много, потому что хлопцы-рыбаки дюже веселые…

— И Зубов там?

— Там.

Егор, разуваясь, мотнул головой в сторону леса:

— А я бычат выпряг, нехай попасутся, а то приморились. Надо бы их подогнать поближе, чтоб, случаем, не ушли.

Семка Жучков пошел загонять быков, а Егор с Трифоном стали укладывать на баркас невод. Голые, в одних трусах, они топтались вокруг покачивающегося на воде баркаса, сопели и переговаривались друг с другом свистящим шепотом.

Через четверть часа они уселись в баркас и начали засыпку. Под взмахами весел чуть слышно поскрипывали кочетки, с мягким шелестом исчезал в темной воде невод, за бортами тихонько плескались волны. Мириадами светляков мерцали на небе звезды. В эту ночь ни один человек не помешал волчкам; подцепив дышла к бежному урезу, они запрягли быков, вытащили невод на песчаный берег и до утра отвезли улов на хутор Атаманский, где жила овдовевшая в войну двоюродная сестра Егора Анисья. Там они перебрали рыбу по сортам, потом уложили ее в плетеные корзины и точно определили улов: восемьдесят с лишним пудов чехони, судака, леща и сазана, не считая рыбьей мелочи.

— Вот как надо ловить, — самодовольно сказал Егор, — а то вы детскими игрушками баловались, только народ смешили.

Утром Анисья и Семка засолили часть рыбы в четырех бочках, а остальную погрузили на пароход и повезли в город, на базар. Трифон и Егор, тщательно отмыв и почистив песком тележные ящики, вернулись на полевой стан только к полудню, когда транспортная бригада Ивана Дятлова в третий раз повезла зерно на элеватор.

— Где ж это вы блукали? — накинулся на Егора председатель колхоза Бугров. — Чем такая помощь, так лучше валите подобру-поздорову, а то мы на вас надеемся, а вы, окромя вреда, ничего не сделали.

— Мы тут ни при чем, — огрызнулся Егор, — нас перестрел уполномоченный с области и погнал аж до районной пристани перевозить запчасти до комбайнов.

— Какие запчасти?

— Откель же я знаю? Запчасти — и все, в ящиках запечатанные.

— Куда ж вы их возили?

— Аж до Атаманской балки, а там, за балкой, все эти ящики перегрузили на трехтонку.

Егор нагло смотрел в глаза Бугрову и говорил так спокойно, что председатель поверил и раздраженно махнул рукой:

— Ладно! Грузите зерно с третьего тока и везите на элеватор, надо кончать хлебопоставки…

И Егор с Трифоном как ни в чем не бывало отправились на ток, нагрузили пахнущие рыбой тележные ящики зерном и поехали на элеватор.

Захар Петрович Бугров торопился закончить сдачу хлеба, потому что в эти жаркие, летние дни вся область со всеми надречными и глубокими степными районами уже вызвала на соревнование Украину, Ставропольщину и Кубань и сдавала государству миллионы пудов чистейшей пшеницы только что снятого урожая.

Убирая хлеб на холме, Груня видела вокруг себя сотни работающих одностаничников: земледельцев, рыбаков, лесников, шлюзовских рабочих. Но если бы огромный стратостат поднял Груню высоко к небу и там, излучая серебристое свечение, поплыл над рекой, над степью и морем, над лесами и озерами — Груня увидела бы то, от чего ее сердце радостно забилось бы, а по щекам полились бы счастливые слезы.

По всем дорогам — шоссейным, грейдерным, проселочным, — оставляя за собой светлые клубы пыли, двигались к ссыпным пунктам длиннейшие обозы с зерном. Огромные элеваторы днем и ночью принимали золотой поток хлеба. Обозы двигались безостановочно, но в палимой солнцем степи так же безостановочно работали самоходные комбайны, сноповязалки, лобогрейки, дымили тракторы, грохотали молотилки, и на колхозных токах росли и росли горы зерна. Появилась опасность, что сельский транспорт не успеет до дождей вывезти с поля хлеб.