Вера Солнцева: Заря над Уссури

— Вас жду: приедете всем семейством — открою бочку. Достану кетинку, веревку меж жабер — и в прорубь на Уссури. За ночь вымокнет в проточной, быстрой воде. Вам, гостям желанным, — вареная кета с горячей картошечкой, — манил дочку лакомым куском отец.

Вот и выписка!

Мама Маша не приехала — пирог с рыбой пекла.

Приехал Силантий и суетится, места не находит. Сколько же часов можно прощаться-целоваться? Все набежали — и врачи, и сам главный, и сестры, и нянечки, и больные женщины. Алена давно уже «ходячая». Ее все знают: кому лицо умоет, кому свалявшуюся косу расчешет, кому постель поправит… Она и письмо прочтет, и ответ напишет. Льнут к ней, как мухи на мед. Да скоро ли?

— Аленушка! Распрощалась наконец-то? Да ты чево так расстроилась? Всех не ужалеешь! — беспокоился отец.

Дома! Дома! У мамы Маши одна песня:

— Худущая. Одни глазыньки черные сверкают. Щеки ввалились, а бледна-то, бледна, так и светишься. Ешь, Аленушка, поправляйся. А то Вадимка приедет — ужахнется: «Кто такая?» Откажется от тебя: «Моя жена — красотка, а в больнице подменили, другую подсунули», — тараторила, с ног сбивалась Марья Ивановна.

И пошла, пошла, пошла Алена на поправку с пирожка да со свежей рыбки!

Вадима уже заждались — нет и нет. Но в тот день мать будто чуяла: по стуку кинулась открывать калитку.

— Отвоевался, мама! — поднял на руки Вадим мать.

Щеки старушки рдели румянцем. Дожила! Дождалась! Вернулся сын!

— Здравствуй, маленькая! Здравствуй, Аленка!

Она уже мчалась к нему, только мелькали стройные ноги, летела неудержимо, как на крыльях.

— Вадим! Вадимка…

Близнецы-братья Лебедев и Яницын ввалились в дом небритые, пропахшие порохом, высокие, ладные солдаты, послужившие народу, и заполнили комнатушки смехом, говором, разбросанными походными мешками.

Первая мирная весна вставала в солнце, веселых частых дождях, в кипении нежной зелени. Мир и труд. Отставлены винтовки. Опустели землянки, где годами копилась сила сопротивления народного. Жадными, горячими руками люди брали рубанок, пилу, топор, становились к станкам, поднимали к жизни рудники.

Мир и труд. Благословенная, еще горячая, тонкая стружка вьется и падает около токарного станка, и теплая деталь ложится на дрожащую от счастья руку.

Плуг идет ровно, как струнка; пахарь горд и счастлив: своя земля накормит не только его и семью, но и городских людей, рабочих, служащих.

Рыбак, любуясь богатым уловом — сверкает серебряная чешуя на солнце, — горд и счастлив: он накормит семью, порадует других людей. Мир и труд.

Алена Яницына собиралась ехать в Темную речку: была еще и сама слаба, и маму Машу надо было ставить на ноги — устала старушка. Посадить огородину. Отец получил землю, надо ему помочь с севом; вспаханная им земля ждала полновесных зерен.

Весенним теплым вечером около ворот во двор остановилась какая-то допотопная вместительная коляска на рессорах — дяди Петино «наследство» — для выездов. Со смехом и шутками с нее соскочила чета Костиных — Семен и Варвара, а за ними и Силантий Лесников. Все они, как и Лебедев, Яницын, Алена, получили вызов из Хабаровска, от высокого военного командования.

Суматоха неожиданной встречи. Подшучивания.

— Аленка, Аленка! — бросилась обнимать подругу Варвара. — Стриженая!

— Варя!

— Хватит вам, бабы, обниматься! Изыди, Варвара, и отвернись, дай мне Аленушку покрепче лобызнуть! — отталкивал жену раздобревший на домашних хлебах Костин.

— Варвара-то, Варвара! — хохотал Яницын. — Приземистая стала, дебелая, как попадья у добычливого батюшки! Булка сдобная. Смотри, Семен, отобью…

Лесников как узнал, что и Лебедев вернулся в Хабаровск, так и зашелся от нетерпения.

— Где товарищ командир? — допрашивал он Яницына. — Смертушка, как повидать его охота!

— Придет, придет! Мимо дома не пройдет…

Лебедев пришел поздно вечером, когда все уже спали. Лесников спал вполглаза: ждал его. Подготовился честь по чести — загодя сбегал в китайскую лавчонку, купил бутылку «белой». Сидели два друга, выпивали, вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе сражались они…

После завтрака шестерка дружных партизан принарядилась и отправилась по указанному в повестке адресу…

Алена еще слаба, еще не привыкла к многолюдью: будто во сне отвечала на приветствия, на радостные зазывные крики. Знакомых оказалось много: друзья отрядные — партизаны, армейские товарищи.

Алена скромно села в уголок. Лебедев сел рядом, строгий, похудевший.