Пётр Губанов - Пробуждение

— Вот как! Не ожидал!

— Похоже, надвигаются грозные события, Сергей Николаевич. И нам всем, на кого можно положиться, следует сплотиться воедино.

Николай Павлович рассказал все, что узнал от председателя Камчатского Совета.

— Контрреволюции нужен лишь повод, подходящий момент для выступления против Советской власти, — заключил Авилов.

— Вы считаете, Николай Павлович, на «Магните» тоже немало наших противников?

— Явных врагов, быть может, немного. Но начнись смута, найдутся легковерные и могут перекинуться во враждебный лагерь.

— Значит, именно к таким матросам нам с вами следует приглядываться, чтобы потом суметь удержать их на своей стороне?

— Несомненно, Сергей Николаевич. Не надо выпускать из поля зрения троих: вашего помощника, боцмана Ужова, радиста Иголкина. Конечно, найдутся и кроме этих троих.

— Я лично пока не заметил ни в ком ничего подозрительного.

— Зато этих троих следовало бы незамедлительно изолировать от остальной команды. Высадить на берег мы их не можем. Остается — арестовать на корабле.

— Безо всякой причины? По одному лишь подозрению? Но это же чистейшее беззаконие!

— К сожалению, это так, Сергей Николаевич.

— А замену где им взять? Нам с вами еще плавать вокруг Командоров. Да и Охотское море охранять некому.

— Остается быть готовыми к любой неожиданности. И всегда держать револьвер при себе. Днем и ночью, будь вы на ходовом мостике, в собственной каюте, в кают-компании или среди матросов, револьвер вы должны иметь под рукой. Когда спите, держите его под подушкой, а каюту запирайте изнутри. В нашем положении любая предосторожность не будет излишней.

— А как вы считаете, верных нам людей на корабле достаточно?

— Я полагаюсь на машинную команду и кочегаров как на самого себя, — ответил Авилов. И, словно спохватившись, добавил: — Все наличные на транспорте карабины и запас патронов необходимо держать запертыми. А ключи должны находиться у вас. Чтобы в случае необходимости мы могли незамедлительно вооружить кочегаров, машинистов и выдать оружие надежным матросам верхней команды.

Искровая радиостанция на военном транспорте «Магнит» была достаточно мощная, чтобы поддерживать постоянную связь со штабом Сибирской военной флотилии. Радист Иголкин не только в Охотском море, но и вблизи Командорских островов продолжал принимать обрывки радиограмм, которые передавали из Владивостока. Начальник радиостанции в штабе флотилии — бывший офицер, списанный из-за пустяковой болезни с миноносца «Бесшумный» накануне его выхода в далекое плавание, сговорился с Иголкиным.

Получаемые радиограммы Иголкин не фиксировал, старался запомнить, чтобы не осталось никаких следов приема. Ни командир корабля, ни председатель судового комитета не знали, что с Владивостоком поддерживается постоянная радиосвязь. Зато Соловьев был прекрасно осведомлен обо всем, что делалось в центре Приморского края.

«Магнит» подходил к Командорским островам, когда Иголкин принял радиограмму о том, что на всей территории Транссибирской магистрали свергнута Советская власть и принимавшие участие в мятеже пленные чехословаки продолжают прибывать во Владивосток. Это передали из штаба военной флотилии. Потом поступило почти такое же сообщение из Петропавловска-на-Камчатке.

Сняв наушники и выключив радиостанцию, Иголкин прошел в конец коридора. Возле двери каюты, где жил помощник командира, он огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, осторожно постучал.

— Да, войдите, — послышалось из-за двери.

Соловьев лежал на койке одетый. При виде радиста он стремительно сбросил на пол ноги и выжидающе уставился на вошедшего:

— Ну, что там?

— Полетело к черту комиссаровластие на всей Транссибирской магистрали!

— Откуда пришла радиограмма?

— Сперва из штаба флотилии передали, потом — из Петропавловска.

— Значит, никакой путаницы быть не может?

— Все точно, господин лейтенант!

— Что во Владивостоке? — на лбу у Соловьева даже жилы набухли от напряжения. — Чего они медлят там?

— Продолжают прибывать все новые эшелоны с пленными чехами, а транспортов в наличии нет, и отправлять их во Францию не на чем, — ликовал Иголкин. — Скоро во Владивостоке ступить будет некуда: японцы, американцы, чехи, англичане, канадцы! Кого только не встретишь теперь на Светланской!

— Радоваться, собственно, нечему, — нахмурил Соловьев выгоревшие брови.