Лучше всего самому бы обследовать неизвестный корабль. С этой мыслью и отправился Соловьев к командиру, уверенный, что тот, будучи больным, отправит его, своего помощника, на шхуну.
Боцман Ужов высвистал наверх матросов. Нажали на тали, шлюпка легко пошла вниз, коснулась воды. Шестеро моряков, вооруженные карабинами, спрыгнули в шлюпку.
— Как Евгений Оттович? — задержавшись немного, тихо спросил боцмана Соловьев.
— Мутит бедолагу, с каждым днем ему все тяжелее становится, — отвечал Ужов. — Пока шли, загадил всю каморку. Не успеваю за ним убирать, ваше благо… товарищ помощник командира. Высадить бы его на этой шлюпке на иностранную шхуну…
— Нельзя, Ужов. Я не знаю: что это за шхуна? Чья она? Кто на ней сюда пожаловал?
Несколько десятков сильных гребков, и — шлюпка коснулась деревянного низкого борта чужой шхуны. По спущенному за борт пеньковому трапу [8] Трап — свитая из манильского троса перекладная лесенка.
один за другим семеро военморов вскарабкались на палубу.
Соловьев первым вошел в трюмный тамбур, прислушался. Изнутри доносился неясный шум голосов.
— А ну, посвети-ка мне, братец, — приказал он взявшему в руки фонарь баковому гребцу.
Повозившись, двое матросов открыли задраенный изнутри люк.
В нос Соловьеву ударил запах свежего мяса и необработанных звериных шкурок. Баковый гребец осветил внутренность трюма.
В неровном свете горящего жира Соловьев увидел несколько полуголых фигур. Занятые разделыванием котиков, они даже не заметили появившегося в трюме русского моряка. Взблескивали широкие ножи в жилистых руках. Лоснилась от пота кожа на теле. У одного из промысловиков черная повязка закрывала глаз. У другого алел косой шрам на лице.
«Ну и хари! — с неодобрением отметил Соловьев. — Навряд ли с такими разбойниками отважится пойти в плавание мистер Гренвилл. Да и комфорта на судне никакого!»
Соловьев направился дальше, туда, где, по его предположению, располагалась каюта шкипера. Ни один из промысловиков не сдвинулся с места, чтобы уступить ему дорогу.
— Встать, жабы заморские! — рявкнул Соловьев. — Перед вами русский офицер!
Полуголые фигуры медленно и с явной неохотой поднялись. Один из промысловиков указал в сторону шкиперской каюты.
Из открытых дверей каюты ударило в нос запахом спиртного. За столом сидел плотный краснорожий моряк в толстом свитере. Перед ним стояла недопитая четырехгранная бутыль виски.
— Кто вы такой? Откуда здесь взялись? — садясь напротив, по-английски спросил Соловьев.
На свирепом лице американского шкипера появилось осмысленное выражение.
— Я — капитан Эдвард Хейз, хозяин этой шхуны, — отрекомендовался он. — Занимаюсь морским промыслом… Навалился с вечера туман, и я заполз в эту богом и чертом забытую бухту.
— Мистера Гренвилла нет на вашей шхуне? — осведомился Соловьев.
Это волновало помощника командира «Магнита» больше всего.
— Никакого мистера Гренвилла я не знаю, и никого посторонних, кроме членов команды, на моем судне нет, — совсем протрезвев, отвечал Хейз.
— В таком случае судовые документы на стол! — сухо и твердо сказал Соловьев. — Мне необходимо знать порт приписки и какой компании принадлежит судно.
— Порт приписки? — криво усмехнулся Хейз. — Мы — скитальцы морей, морские бродяги. Нет у моей шхуны порта приписки.
— Значит, вы попросту пираты?
— Нет! Нет! — запротестовал Хейз. — Мы — морские труженики. Честные зверобои.
— По какому праву вошли в территориальные воды России?
— Сбился с истинного курса в тумане и оказался возле этих островов, — оправдывался американец. — Я и предположить не мог, что забрел так далеко.
Глаза шкипера из-под лохматых, сросшихся на переносице бровей смотрели угрюмо, трезво, выжидающе.
— Эти острова называются Командорскими! — вспылил Соловьев. — Они испокон веку принадлежат России. Вы слишком далеко забрели, мистер Хейз. И охота у вас на редкость удачная.
— Да, нам сопутствовала удача, — не заметив иронии, согласился Хейз.
— И потому прошу: предъявите судовые документы. Наша беседа слишком затянулась.
Вместо документов на столе появилась пачка зеленых десятидолларовых билетов, перевязанных бечевкой.
— Что это?
— Ваши доллары.
— Русскому офицеру не нужны нечестные деньги, — отодвигая от себя пачку долларов, с возмущением произнес Соловьев.
— Россия — нехорошо, Россия — большевизм, — забормотал Хейз. — Жизнь переменчивай… Доллар всегда есть доллар.
Читать дальше