На крыше госпиталя появился серый кот — он подкрадывался к воробью. Леван схватил кусок битой черепицы, привстал, размахнулся. Обломок черепицы с шумом упал на жестяную крышу. Нана выглянула из окошка, с испугом уставилась на Левана.
— Что случилось?
— Ничего. Воробья спугнул. Кошка к нему подкрадывалась, вот я и спугнул.
— Сердце у меня перевернулось. Я подумала, что бомба взорвалась.
— А я думал, что ты ушла. — Леван подошел и привалился плечом к окошку.
— Как это — ушла? Пока не подойдет смена, не имею права уйти.
— Смена вот-вот подойдет.
— Какой ты злой, просто невозможный, — обиженно сказала Нана и прибавила: — В этой одежде.
— Одежда меня заботит очень мало.
— Хочешь, я тебе ее переделаю. — В глазах Наны опять появился добрый луч.
— Зачем?
— Чтобы лучше сидела… Посмотришь, как хорошо я сделаю. Давай пойдем к нам после дежурства.
— Сначала я должен купить раненым папиросы.
— Хорошо. Сначала купи раненым папиросы, а после пойдем ко мне.
Леван еще раз оглядел себя и, не обращаясь ни к кому, спросил:
— А стоит ли ее теперь переделывать?
Второй воскресный день
— Я не люблю обычных дней.
— Я тоже, — откликнулся Леван.
Они смотрят на гору Махата, над которой повисла серая пелена. Тяжелое облако как бы вбирало в себя весь воздух с неба, росло, раздувалось, а потом выдыхало его на склоны горы, обдавая туманом Кукию [2] Кукия — район и кладбище в Тбилиси
.
— Ты отнес тогда папиросы раненым?
— Отнес.
— Почему же не зашел ко мне?
— Мне надо было еще за хлебом идти.
— Стоял в очереди?
— А как же?
— Подошел бы и взял без очереди. Васико хороший парень, он мне всегда дает хлеб без очереди.
— Поэтому и хороший?
— Нет… Он веселый… С ним никогда не соскучишься.
На крышу госпиталя сели два белых голубя. Голуби казались усталыми, с трудом дышали, смятенно поглядывали по сторонам.
— Леван, ты любишь ветер?
— Очень…
Нана с сомненьем взглянула на Левана и совсем близко придвинулась к нему, поправив растрепанные ветром волосы.
— Леван, ты правда любишь ветер?
Леван смотрел на голубей; на какое-то мгновение он решил, что это голуби брата вернулись в старое жилье. Его сердце затрепетало. Он хотел поделиться своей мыслью с Наной. Но с девчонками разве можно поговорить о чем-нибудь серьезном: Нана никак не хотела помолчать и все приставала к нему, спрашивая, правда ли, что Леван любит ветер.
— Не знаю, Нана, — ответил ей наконец Леван. — Иногда люблю, иногда нет… Сейчас мне этот ветер неприятен, плохой ветер. Хочется съежиться и укрыться.
— Плохой ветер, — повторила Нана и замолчала. А потом спросила: — А что ты любишь больше всего на свете, Леван?
Леван задумался, потом повернулся к Нане, заглянул в ее карие глаза и тотчас отвел свои. Нет, он не смутился, при чем тут смущение. У Левана вдруг сжалось сердце, словно уменьшилось, и вдруг взорвалось, как маленькая мина.
— Что я люблю больше всего?! И этого не знаю. Я вообще многого еще не знаю. Такого вопроса я еще не задавал себе…
Нана слушала внимательно. Ей очень нравился грудной, бархатистый голос Левана. Поэтому она больше слушала его голос, чем то, что Леван говорил ей.
— Как изменился твой голос! Года три назад ты пел настоящим петушком, смешной-смешной был у тебя голос!
Леван хотел еще раз заглянуть в глаза Наны, но не посмел. Он посмотрел на ее руки, потом скользнул взглядом по лицу и плечам… Он не знал, что у Наны такая длинная шея. Интересно, хорошо это или плохо, когда у девушки такая длинная шея?.. Оказывается, у Наны нижняя губа немного выпячена. Нижняя словно обижена, а верхняя смеется. И брови… Брови как стрелы — так обычно пишут или говорят… Глаза… Леван не осмеливается взглянуть в ее глаза и удивляется, почему же он этого не смеет.
Леван заметил, как Нана вдруг изменилась в лице. Она со страхом взглянула вверх и вся напряглась.
— Ой… слышишь? — прошептала она.
— Нет, не слышу.
Леван встал. Нана тоже. Они стояли и глядели в небо. Дул ветер. Свинцовые тучи нависли над городом. В облаках слышался глухой гул.
— Что нам делать?
Гул постепенно нарастал, приближался.
Леван чувствовал, как она дрожит всем телом. Он обнял ее плечи.
— Не бойся… Если бы самолеты прорывались, то в городе уже объявили бы тревогу. Наши их не пустят сюда…
Гул охватил всю землю и заполнил оставшееся между облаками и землей пространство.
Они смотрели в небо. Ветер путал и трепал их волосы. Пронзительно ныли провода, а гул постепенно стихал…
Читать дальше