Владимир Гусев - Дни

— Звонить… Кому звонить… О, кому звонить… Мама… — Мама далеко, — понизив голос, глотнув, ответила она себе. — Кому? Позвони ты своим… приятелям, все они такие… ловкие, здешние… все они… что-нибудь могут.

— Погоди, однако. Сначала поедем. Мы ничего не знаем.

— Поедем… поедем… Маша…

Выходя у «детской хирургии и травматологии» на Полянке, Алексей кроме скрытых страха и боли испытывал еще и то знакомое противное серое чувство, которое он всегда испытывал, входя в сферу больницы; так было и с Ириной и в иных случаях; оголтелое, унылое напоминание о голой и светло озаренной бренности всего земного, с которым связан весь антураж больницы, — порой нестерпимо для живого, слабого сердца.

Они вошли; разумеется, вестибюль унылый; разумеется, окно «белое»; разумеется, толпится народ…

Мамы… папы… «бабы»…

Прошли сестра с нянечкой — белый, серый халаты.

— Ну, я и говорю, — вещала сестра дюжая. — Я говорю: вы чего ж живого ребенка ногами вперед везете? Это ж не в…

Он кратко вспомнил… и поморщился.

Они прошли.

«А, ччерт».

Он покосился; жена на миг зажмурилась, как от блеска; «живого ребенка», — шепотом повторила она.

— Шекспир был бы счастлив, — угрюмо «сострил» Алексей; инстинктивно он чувствовал: единственный выход — это держаться с ней «жестким» образом.

Они подошли к таблице.

Знакомая картина; чернильные фиолетовые линейки, цифры.

Он начал искать глазами.

Вот оно.

«Осенина Маша. Температура: 39,2. Состояние: среднетяжелое», — читал он про себя.

Будто серый укол под сердце, мелькнуло это «среднетяжелое».

И стало расплываться от места укола: как кровь от раны.

«Среднетяжелое»… как угроза.

Это «средне».

В просто «тяжелое» есть ясность; но «средне».

«Средне», которое на некоем черном канате.

«Средне», которое в любой миг может перейти в… в нечто темное.

Да.

Так.

И нет, нет Маши — не видно; где?

Где она?

Жена, молча прочитав, стала молча же, туда и сюда, сцепив руки перед собой, ходить по вестибюлю — грязный, желто-красный шахматно-кафельный пол; он молча же встал в очередь к их окошку. Подождав женщин с их напряженными или убито-плаксивыми и словно бы притворными в этой убитости лицами, — он не раз замечал, что истинное горе выглядит неестественно, что оно не умеет «подать себя», — он всунулся в окно; четко зеленые стены и четкий свет, и четкие очки у старухи, дающей эти ответы; все в противовес смуте, неуюту и тоске вестибюля. Таблицы и графики, и списки; все вроде б и успокаивает.

— Маша Осенина… вчера была операция.

— Так… Вам надо поговорить с врачом.

Пауза.

Вечные эти… загадки; любят у нас… это.

Будто нельзя… «не играть на нервах»…

Как бы отвечая ему, старуха сказала:

— Состояние… удовлетворительное. Но случай был не простой. Вам надо поговорить с врачом.

— Когда, где?

— Он скоро выйдет. Подождите.

«И то… слава богу».

Он отошел и начал — «от нечего делать» — читать таблицу: ту самую.

Впрочем, не совсем от нечего делать: он, сначала освоив первое и больное, пошел вокруг.

Он стал смотреть на столбцы у других детей.

Он обратил внимание, что слово «удовлетворительный» — это не слово, а термин; что больные разделены на градации — «тяжелое», «среднетяжелое», «удовлетворительное». Перед неким мальчиком было — «очень тяжелое»; он сразу же как бы представил его… колбы, трубки и «кислород».

— Что? — спросила жена; минуту она не решалась подходить — и он не подходил к ней; ему надо было решить… как формулировать.

Вообще, это уж возникло — как обычно; кроме самого несчастья, «проблемы», есть еще — жена… «как с ней».

— Говорит, состояние удовлетворительное, но надо поговорить с врачом.

— А что это… за «среднетяжелое»… — Ее передернуло после «средне». — У них какие данные… утро, ночь…

«Черт… а ведь и верно — какие же данные более поздние? Та говорит — удовлетворительно; да и по телефону они сказали… что-то такое… А здесь уж (уж!) — «среднетяжелое». Было удовлетворительное, а стало среднетяжелое?! А что же будет через два часа?! Нет, это…»

Он, хмурый, снова встал в очередь.

— Извините, — сказал он, дойдя. — Это все — Маша Осенина. Вы сказали — удовлетворительное, а там, — он указал в сторону списка, — там среднетяжелое. Какие данные более новые?

— Вы же понимаете, была операция, — устало-сухо сказала старуха в четких очках. — Там, здесь — это пока неважно. Вам надо поговорить с врачом.