Франц Таурин: Партизанская богородица

Командующий Братско-Окинским фронтом Бугров сообщал: его разведка установила, что на нескольких крупных станциях транссибирской магистрали готовятся восстания рабочих. Бугров обращал внимание Крайсовета на то обстоятельство, что руководящее влияние в руках эсеров и меньшевиков, поскольку большевистские организации разгромлены и уничтожены.

Было ясно, что эсеры и меньшевики попытаются использовать революционные выступления рабочих в своих целях.

Брумис решил послать срочную телеграмму в Главный штаб и командующим фронтами. И начал уже ее составлять, когда его прервали. Сперва перфильевский учитель, а затем шумная делегация потерпевших от Глашкиной ветрености жен.

Брумис перечел написанное:

« Чрезвычайная, военная, вне очереди.

Главному штабу, всем командующим фронтами и отрядами.

Ввиду развертывающихся событий народных восстаний вдоль железнодорожной магистрали Сибирского пути с падением важных узловых пунктов выплывают социалистические коалиции эсеров и меньшевиков. Берите инициативу движения в свои руки, подчиняя их признанию существующего краевого Совета, ибо этим самым будут достигаться все наши цели и задачи, за которые подняты в полуторагодовой борьбе наши знамена...»

И, медленно произнося вполголоса каждую фразу, дописал:

«Не дайте коалициям воспользоваться моментом и выхватить из наших завоеваний себе козырь и опору, которая в дальнейшем может плохо отразиться на всем движении. Народ за нами и под нашими знаменами. Крепче, властно и шире развертывайте знамя власти Советов.

Поставил твердую четкую, без всяких закорючек, подпись и хотел кликнуть Митрофана Рудых, чтобы вписал номер и отослал тут же на телеграф.

Но Митрофан сам вбежал, размахивая бланком телеграммы.

— Вот полюбуйтесь, что творят товарищи партизаны!

Телеграмма была из Крутогорья.

«Отряд командованием Чебакова производит незаконные реквизиции аресты тчк Двое арестованных ресстреляны без суда тчк Просим вмешательства защиты Костоедов».

— Кто такой Костоедов? — спросил Брумис.

— Вполне достойный человек. Лично знаком.

И тут только Брумис обратил внимание, что телеграмма адресована: «Крайсовет Рудых».

— Потому и обращается лично к вам?

Прочитав в телеграмме фамилию Чебакова, Брумис сразу вспомнил, как нелестно отзывался об этом командире и его отряде Сергей Набатов. Но то, что «вполне достойный» Костоедов обращался за помощью к Рудых, настораживало.

— Так почему же лично к вам?

— К кому же еще? — резко возразил Рудых. — Мужик обращается к мужику.

У Брумиса на щеках заиграли желваки.

— А я что, барин?

Митрофан спохватился.

— Вы не так меня поняли. Я же пояснил вам, что этот человек мне знакомый.

— Уверен, — медленно и веско произнес Брумис, — что в данном случае Чебаков расстрелял того, кто заслуживает расстрела. — Помолчал и добавил: — И все же ваш знакомый прав. Без следствия и суда расстреливать нельзя. Я пошлю телеграмму главнокомандующему.

Трофим Бороздин вытянулся по форме и доложил:

— Приговор приведен в исполнение!

— Где расстреляли? — спросил Вепрев.

— На реке. Земля теперь стылая. Спустили в прорубь.

— Абсолютно правильно! — Преображенский мотнул клювастой головой. — Поднявший руку на народ недостоин честного предания земле.

Трофим Бороздин покосился на главнокомандующего и только крякнул. Вепрев усмехнулся. Не будь он здесь, Преображенскому довелось бы сглотнуть крепкое словцо от Трофима.

— Как держался? — спросил Вепрев.

— Матерый волчина. Только глазами зыркал.

— Просьбы были?

— Спросил я его, как положено. Покривился и говорит: «Все равно не выполнишь». Говорю: «Отчего же? В последний раз можно уважить». — «Мое, говорит, последнее желание, поглядеть, как тебя на осине вздернут...» Еще у самой проруби грозился: «от своей петли не уйдешь!» Со зла три пули в его всадил.

— Своею собственной рукой! — продекламировал Преображенский.

Трофим Бороздин снова насупился, а вошедший вместе с ним в штабную избу и скромно стоявший у двери Аниська Травкин заметил:

— Петруха Перфильев вовек тебе, Трофим, не простит.

И, отвечая на взгляд Вепрева, пояснил:

— Зарок давал: самолично сверну шею Рубцову. А тут, выходит, упустил...

— Он теперь в Крайсовете заседает, — усмехнулся Преображенский, — некогда ему заниматься отвертыванием голов.