Николай Верещагин - Corvus corone

Укатали сивку крутые горки. Прямо на улице приступ, припадок —

«скорая» увезла… Вот и рассуждай тут о честности, о морали, о том, как следует жить…

— Любопытно, любопытно, — пробормотал следователь. — Интересные наблюдения… А вы не могли бы представить точные графики, подробные данные экспериментов? — неожиданно спросил он.

— Каких экспериментов? — удивился Вранцов.

— Ну вот этих, в результате которых вы пришли к столь любопытным выводам. Сколько лет заняли у вас опыты? Сколько времени лично вы не лгали, не ловчили, а боролись за истину, встречая со стороны окружающих лишь издевательства и насмешки?

— Я?.. — удивился Вранцов. — При чем здесь я?.. Речь вообще, в целом, о состоянии дел. Здесь и не нужно никаких экспериментов — достаточно вокруг посмотреть.

— И я разговариваю с ученым! — всплеснул руками следователь. — Чего стоят ваши априорные выводы без строгих экспериментов на себе? Что вы ссылаетесь все время на какого–то там Везенина, на чужие данные, самим автором, кстати говоря, нигде еще не опубликованные? Ненаучно, несерьезно, гражданин Вранцов, и я бы даже сказал, отдает профанацией…

— Но почему? — вскинулся Вранцов. — Вы меня не так поняли. Я и не собирался…

— Вы что, выступаете в соавторстве?

— В каком соавторстве?..

— Ну с этим, с Везениным. Он что, ставит опыты, добывает экспериментальные данные, так сказать, а вы их обобщаете?..

— Да нет, вы просто не хотите меня понять! — вскипел Вранцов. — Просто издеваетесь надо мной.

— Нет, это вы издеваетесь! — повысил вдруг голос следователь. — Что вы мне заливаете про какого–то Везенина! Чего прячетесь за других!.. Полагаете, это умно: ссылаться на несовершенство мироздания, прятаться за других? Да каждая шпана, если ее послушать, обвинит во всем Господа Бога! Ведут себя подло и глупо, живут, как скоты, а виновато во всем мироздание. Ах, создайте нам райскую жизнь, тогда мы и станем честными!..

— Ну, знаете! — от негодования даже захлопал крыльями Вранцов. — с кем вы меня сравниваете? Я оскорблений не потерплю! У меня как у подследственного, тоже есть свои права. Я буду жаловаться!..

— Ладно, за «шпану» извиняюсь, — хмуро сказал следователь. — Вернемся к делу. Мы отвлеклись… А вообще–то, хоть вы и социолог, но плохо представляете, что отличает человека от пернатого. С точки зрения птицы, мы поступаем абсурдно, закапывая по весне в землю отборное зерно, которое можно сейчас же употребить в пищу. Но человек знает, что делает, хоть результат ему и не гарантирован. Такими уж сотворил нас Создатель. Птицы небесные не жнут, не сеют, а мы должны и сеять, и жать. И ничего с этим не поделаешь.

— Что вы тут Библию мне пересказываете, — нетерпеливо прервал его Вранцов. — Три тысячи лет назад все было по–другому, но я живу сегодня, а не тогда.

— А вы уверены? — прищурился следователь.

— Ну, в том, что было по–другому, и в том, что живете именно сейчас.

— Ну, знаете!.. — нахохлился Вранцов.

— Я‑то знаю, а вот знаете ли вы? Что есть по–вашему жизнь? Форма существования белковых тел? Сумма каких–то ощущений?.. Ну, так и сейчас вы представляете собой белковое тело, и почти что все прежние ощущения при вас. А разве вы живете в полном смысле?.. В данный момент вы не живете, а так, существуете. Вы, так сказать, в предварительном заключении, в «чистилище» — превентивная мера. Вашим алиби занимаются. Ну, а если ощущения — главное, то жизнь и теперь хороша. Даже в чем–то лучше прежнего. Жратвы сколько угодно, на работу ходить не надо, забот никаких, —

подмигнул он. — Зачем хлопотать об утраченном гражданстве?.. В общем, наш разговор показал, что алиби у вас нет, — сказал он, убирая бумаги в стол. — Обвинение остается в силе.

— Что мне по этому обвинению грозит? — осторожно спросил Вранцов. — В смысле, какая статья, какой срок?..

— Ну, порядковый номер статьи вам все равно ничего не скажет.

А срок у нас только один — бессрочно.

— Бессрочно?.. — ужаснулся Вранцов. — Бессрочное заключение?

— Зачем? — пожал плечами следователь. — Бессрочная ссылка.

— В Сибирь? — упавшим голосом спросил Вранцов.

— Да нет, — забавляясь его испугом, сказал следователь. — Зачем так далеко? На свалку.

— Но я не хочу! — в ужасе закричал Вранцов. — Вы не имеете права подвергнуть меня такому наказанию! Его нет в Уголовном кодексе!..

— У вас нет, — качнул головой следователь. — А у нас оно самое обычное.

Он встал из–за стола и, вперившись во Вранцова гипнотизирующим взглядом своих льдисто–голубых глаз, двинулся к нему, разминая руки и подтягивая рукава свитера. Вранцов взлетел и заметался под потолком, обивая крыльями известковую пыль, шарахаясь из угла в угол. Следователь подпрыгнул раз–другой с вытянутыми руками, но не достал. Тогда он нашарил где–то за шкафом старую замызганную швабру и, размахивая ею, быстро загнал Вранцова в угол. Растопырив крылья, втянув голову, Вранцов злобно закаркал и раскрыл клюв, готовый в дерзости отчаяния кусаться, царапаться, выклевать противнику глаза. Но ловким обманным движением следователь перехватил его за шею, распахнул оказавшуюся рядом неприметную дверцу в стене и швырнул в какую–то бездонную темную яму…