Пётр Вершигора - Дом родной

Зуев пожал плечами. Замолчали.

Чувствуя себя неловко, Зуев махнул рукой на «Ретину», уже висевшую на шее у майора. Заплатил он за нее всего полтораста марок и три пачки сигарет. А снимать толком так и не научился.

Максименков продолжал как ни в чем не бывало:

— Так, значит, отпускной? По ранению? А дальше что? В запас? Чем собираешься заняться? Историей? Не рановато ли? Молодой парень, герой войны… Не одобряю, тем более что и здесь, думаю, тоже за светофорами следить надо вовсю. Вот Кутузова сейчас возвеличивают. Как думаешь, историк, к чему бы это?

Зуев молчал.

— Ну ладно, это дело не моего ума — к старости разберемся. — И Максименков резко переменил разговор: — А «Ретинка» — это больше для провождения времени… с девчатами на лоне природы. Или для рыбной ловли… А на старости годов — для запечатления семейного очага, так сказать, на утеху родным и знакомым… Ну и в назидание потомству… Так что же думаешь насчет службы?

— Думаю — после отпуска демобилизуют.

— А если устрою?

— Ну что ж, есть возможность — посоветуй…

Из дальнейшего разговора выяснилось, что Максименков может поговорить с кадровиками насчет дальнейшей службы капитана.

— Приходи завтра. Потолкуем. Тут комплектуют сейчас округа и местные военкоматы. Все же не на гражданку, и, можно сказать, для формы и престижа фронтовика менее обидно, — говорил он многозначительно, с какими-то намеками, не понравившимися Зуеву.

На следующий день капитан Зуев узнал официально, что действительно есть свободная вакансия. Вместе с Максименковым они пошли в управление кадров.

Взяв пропуск и поднимаясь по лестнице, майор, уже наживший себе небольшое брюшко, еще не особенно портившее его когда-то шикарную кавалерийскую талию, запыхавшись, остановился на третьей площадке.

— Вижу, брат, ты еще не совсем освоился. Хочу тебя предупредить по-дружески… Ты на фронтовые заслуги не очень напирай. Здесь этого не приемлют… Переживаемый этап — это, так сказать, как бы выразиться… ну, в общем, девальвация орденов и фронтовых заслуг. Но имей в виду, что хлопцы мною предупреждены и, думаю, пойдут тебе навстречу. Ну, дуй… Не горюй… обойдется…

В управлении Зуеву показали список комплектующихся военкоматов. Он с радостью увидел среди них и родной Подвышков и подал рапорт. В брянские дебри охотников ехать было немного.

Через три дня его вызвали для беседы. После нескольких стандартных вопросов подполковник долго просматривал личное дело капитана. Держа на весу папку, углубившись в кресло, в котором он сидел как-то боком, перекинув ногу на ногу, он изредка бросал косой взгляд на молодого военного. Захлопнув дело, спросил:

— Почему ордена не носите? А только планки?

Зуев замялся.

— Неудобно, звону много, — соврал он, так как специально снял их по совету Максименкова, считавшего, что для «пользы службы» не стоит мозолить людям глаза боевыми наградами.

— Так, — сказал подполковник. — Есть и такая скромность… которая хуже бахвальства.

Зуев покраснел и обозлился:

— Уничижение паче гордости — говорит библейское изречение. Я знаю его, товарищ подполковник…

— И решили следовать ему? Ну что же, этот устав, конечно, устарел для нашего времени, — ухмыльнулся подполковник. — По службе у меня вопросов больше нет.

Он оторвал листочек из «пятидневки» и записал четким, остроугольным почерком:

«Павлов, доб. 23—78. Звонить через пять суток».

Зуев встал.

— У меня еще один неофициальный вопрос. Можете при желании не отвечать…

— Слушаю, товарищ подполковник!

— Вы давно знакомы с майором Максименковым? Воевали вместе?

— Встречались. В белорусском наступлении. Был он офицером связи конно-механизированной группы Первого Белорусского фронта.

— Дружили?

— Особенно нет.

— Ваше мнение о нем?

— Кавалерист лихой. А в общем ничего не могу сказать определенного…

Подполковник подумал, вертя в руках авторучку с игольчатым пером:

— Так вот что… У нас в армии принято по вопросам прохождения службы обращаться без посредников… и маклеров. И если бы не столь длительное и безупречное пребывание в части полковника Коржа, я мог бы составить о вас превратное мнение, капитан Зуев. И ошибся бы, надеюсь. А в нашем деле ошибаться нельзя, никак нельзя. Можете идти.

Зуев как ошпаренный повернулся через левое плечо. Не без удовольствия глядя на его побагровевшую шею, подполковник Павлов кинул вслед:

— Звоните, как условились.