Александр Розен - Почти вся жизнь

Начиная с этого дня Фрам возил мастера Рогачева на завод, а после работы отвозил его домой.

Но самым хорошим для него было, когда Рогачев говорил:

— Пойдем, Фрам, к твоему хозяину.

Фрам лизал руки Андрею Федоровичу, и так втроем они просиживали с полчаса, а то и час.

— Умная собака, — говорил Рогачев с благодарностью.

Наступил день, когда Рогачев приехал на Фраме в больницу и, оставив собаку у подъезда, вошел в здание. Вскоре он вышел, ведя под руку Алешина.

— Никак не на завод, — говорил Рогачев. — Прямехонько домой. Там тебе усиленный паек приготовили. Посидишь, отдохнешь, а потом милости просим.

Фрам мотнул мордой.

— Что, Фрам? — спросил хозяин. — По старой Смоленской дороге? — Он сел в сани и натянул вожжи.

— Умная собака! — убежденно сказал Рогачев.

Фрам вез хозяина через мост Лейтенанта Шмидта.

На Васильевском острове он почувствовал себя очень усталым. Сибирские лайки выносливы. Но ведь Фрам ежедневно возил сани с человеком в два больших конца. Да и вываренные кости — слабое питание для взрослой собаки.

У Тучкова моста Фрам почувствовал, что слабеет. Сейчас он остановится, мотнет мордой и, умильно взглянув на хозяина, даст ему понять, что не в силах тащить сани. Хозяин сойдет с саней, выпряжет Фрама и скажет:

«Бедная собака…»

Фрам не остановился. Он сделал рывок вперед, одолел Тучков мост, шикарно выехал на Петроградскую сторону и тут вдруг услышал высокий девичий голос:

— Фрам, Фрам! Да это же наш Фрам…

За санями бежала Танюша Стрельникова.

— Фрам, Фрам! Наш Фрам!..

Может быть, Алешин, закутанный почти с головой, и не слышал этих возгласов, но Фрам отлично слышал Танюшу.

Остановиться? Сейчас она подбежит, обнимет Фрама, затем, волнуясь, станет доказывать Алешину, что это ее собака. Да нет, он вовсе не ее собака. Он вовсе ей не принадлежит. Он взрослая, самостоятельная собака. И, собственно говоря, если бы Фрам был человеком, он бы иначе воспитывал щенков.

Фрам бежал быстро. Танюша отставала. Он все еще слышал:

— Фрам, Фрам! Наш Фрам!..

Он не остановился.

Дома хозяина ожидал пакет с продовольствием, а Фрама — присланные из заводской столовой кости. Ни разу не вываренные, великолепные бараньи кости.

Самсон родился на фронте. Собственно говоря, он родился в собачьем питомнике под Ленинградом, но в то время и Ленинград, и его пригороды былина линии фронта.

Маленький хилый комочек чем-то напоминал Лиде пекинскую болонку по кличке Самсон, названную так, вероятно, в шутку. Эта болонка принадлежала известному балетному артисту, жившему до войны на одной площадке с Лидой.

Ах, какое это было дивное время! Оно казалось теперь далеким-далеким… Но ведь все это было: и балетный артист, эвакуированный в начале июля на Восток, и комната, оклеенная перед войной новыми белыми обоями, и полка с книгами, и собака Шери, и тетя Надя, с которой они жили вместе и которая не была ей ни тетей, ни даже родственницей, а просто когда-то знала Лидиных родителей.

Лида смутно помнила мать и совсем не помнила отца. Они погибли далеко от Ленинграда, в Средней Азии, во время ночного налета басмачей, и тетя Надя часто говорила: «Не надо было Ивану брать с собой маму». Она говорила так и плакала, а потом, наплакавшись, говорила: «Знаешь, какая она была, твоя мама: если бы Иван не взял ее с собой, она бы все равно за ним поехала».

Когда началась война, тетя Надя почти сразу пошла «на окопы», так в то лето называли оборонные работы. И Лида со школьными подружками тоже работала «на окопах». Тетя Надя строила противотанковый ров недалеко от Колпина, а Лида работала под Лугой, а потом под Сиверской, а потом под Гатчиной, все ближе и ближе к Ленинграду. И с ней была собака Шери, потому что собаку не оставишь в пустой квартире.

Девчонки смеялись над Лидой: это надо же, на окопы с собакой! Но потом они поняли, что Лида не могла поступить иначе. Да и Шери славная собака, на нее можно положиться: увидев чужого, сразу шум поднимет. И ласковая. И чистеха. И смелая. Когда лагерь впервые обстрелял немецкий самолет, Шери здорово испугалась, бросилась в палатку, залезла под койку и завыла. Но потом она уже боялась только за Лиду. И когда дежурный кричал в рупор: «Воздух!» — и все, побросав лопаты, ложились на землю, Шери ложилась рядом с Лидой и все пыталась укрыть ее от опасности.

Гатчина, Красное Село и еще какой-то поселок, а из этого поселка на трамвае в Ленинград…