Феоктист Березовский - Бабьи тропы

— Ни за что! — злобно прошептала Параська, перекидывая ремень с винтовкой с одного плеча на другое.

— А я говорю — поворачивайте назад, — взволнованно, чуть не крикнув, приказал Павел и сердито добавил: — Будете упрямиться — велю арестовать!

Бабы, окружавшие партизан и все время молчавшие, такими же сердитыми голосами тихо заговорили:

— За что арестовывать?

— Не имеешь права!

— Молод еще…

— Идем, Маланья! Что с ним разговаривать?!

Маланья повернулась к бабам и сказала:

— Ведите, бабы, лошадей на площадь!

Расталкивая партизан, бабы кинулись к возам.

А Павел, обращаясь к партизанам, скомандовал:

— Товарищи, не пускать! Повертывайте лошадей силой!

Партизаны не особенно торопились. Тогда Павел сам кинулся к возам, схватил впотьмах под уздцы первую попавшуюся лошадь и потянул ее обратно в улицу. Но из-за лошадиной морды высунулось искаженное злобой лицо Параськи. Сверкая в темноте большими глазами, она сердито прошептала:

— Не трожь, Павлушка!

Павел с силой дернул коня в одну сторону, Параська тянула в другую.

Не больше минуты продолжалась борьба. В эту минуту в воспаленной Параськиной голове промелькнули годы, когда она любила Павлушку и мучилась из-за него: ночи весенние, угарные; покосы суматошные и Маринка-разлучница; роды и муки с ребенком, укоры и побои матери, издевка деревенская… И в груди у нее заполыхало все сразу: и горе, и злоба, и месть.

И не успел Павел понять, почему Параська отпустила узду, не успел впотьмах заметить ее движение, как звонкий и крепкий удар обжег его щеку.

Павел выпустил из рук узду. Охваченный стыдом и закипающей злобой, стоял он среди сдержанного говора людей и скрипа телег и растерянно смотрел во тьму.

Вдруг на чернеющей вдали колокольне словно дятел застучал:

Тук-тук-тук… Тук-тук-тук…

— Ложись! — сдавленным голосом скомандовал Павел, бросаясь между возов к партизанам. — Прячьтесь за солому!..

Говор вокруг возов оборвался.

Замерли люди на площади, прислушиваясь к трескотне, падающей с колокольни.

Потом вдруг зашарашились лошади. Зашуршали соломой ворочающиеся возы.

Справа застонал кто-то раненый:

— О-о-о, братаны, помогите! О-о-о…

А слева грохнулась на землю и забилась в оглоблях раненая лошадь.

Возы повернули к селу, и под их прикрытием перенесли в поповский дом трех раненых партизан.

Во тьме улицы послышался тяжелый топот приближающихся из села мужиков.

Павел и прибежавший Капустин стали уговаривать баб вернуться по домам, а партизанам приказывали отводить возы в село.

Но возбужденные, озлобленные партизаны не обращали внимания на приказы и вполголоса выкрикивали свое:

— Кончать золотопогонников!

— Двигай, паря, телеги!

— Отпрягай лошадей!

— Помогай бабам!..

Выбиваясь из сил, Капустин и Павел метались в толпе, размахивая револьверами, но не грозились, а только уговаривали:

— Товарищи! Что вы делаете?

— Одумайтесь!

— Срам на всю волость!

— Расстреляют за это!..

Партизаны и бабы отвечали:

— Не расстреляют…

— Распрягай, братаны!

— Двигай!

Захрустели гужи и постромки, забрякали о сухую землю дуги и оглобли.

Партизаны быстро отпрягли лошадей и отвели в ограду пустующих домов.

Теперь уже бегала между возами с винтовкой в руках и командовала Маланья, обращаясь к партизанам и мужикам, подбегающим из села:

— Эй, мужики! Вставайте к передкам вместе с бабами! Помогайте двигать возы. Товарищи с оружием! Партизаны! Вставайте рядом между возов. Мы будем двигать, а вы на ходу, из-за возов, стреляйте в сволоту… по колокольне!

Мужики и бабы быстро разбились на группы и, подпирая передки телег плечами и руками, стали толкать возы задками на площадь.

В ночной темноте медленно двинулись возы с соломой на площадь, к осажденной церкви.

С колокольни срывались редкие выстрелы, не причинявшие вреда прятавшимся за соломой людям.

Так же редко отвечали на выстрелы партизаны. Только Маланья и Параська вынимали из карманов обойму за обоймой, щелкали затворами и без перерыва палили по колокольне.

Когда телеги подошли к церкви на близкое расстояние, партизаны открыли такую частую стрекотню из винтовок, что пули горохом посыпались на колокольню.

Колокольня умолкла.

И лишь только перестали стрелять с колокольни, из тьмы улицы на площадь хлынула толпа народа, но оставшиеся там мужики, боясь шальных пуль, оттеснили деревенских зевак обратно в улицу.