Вот-вот начнется штурм высоты. Внезапно «противник» ставит огневую завесу. Ярко-желтая стена разрывов, колыхаясь и вздрагивая, тянется на несколько десятков метров, окаймляя подступы к опорному пункту. Алексею кажется, что он слышит тяжелое дыхание солдат, прижатых огнем к земле.
В поле зрения попадается Орлов. Он, видимо, как и все, ждет от него, Максимова, команды, распоряжения, чего-то такого, что прервало бы эту тяжелую мертвую паузу.
— Эй, девятая, какого черта бездействуешь! — кричит Басов, находящийся метрах в пятидесяти пяти. Сразу делается легче: вместе они быстро примут правильное решение.
— Сергей, слушай! — кричит ему Максимов. Но тот отчаянно закрутил головой, молча провел ребром ладони по горлу.
— Не пойму! Что случилось?
— Этот Волков-Краснощеков вывел меня из строя. Я — убит, — в голосе Басова злость.
Опять на глаза попадается Орлов. На одно мгновение мелькает мысль: броситься туда, в залегшие цепи бойцов, поднять роту в атаку, как это делали в критический момент командиры на фронте. Но он тут же отказывается от этого решения: «Нет, этим сейчас «противника» не возьмешь, да и потери могут быть большие». Мгновение капитан думает и поворачивается к связисту. Радист скорее понял по взгляду Максимова, чем расслышал цифры кода, позывные командира артиллерийской батареи.
— Артиллерия противника уничтожена, — через минуту сообщили ему. Он поднялся и сразу, одним взглядом окинув всю роту, подал сигнал «В атаку!».
— Ура!!
— А-а-а, — отозвалось по всему фронту.
Максимов увидел Орлова. Тот бежал размашисто, не так, как другие: он словно летел на крыльях. Капитана охватило вдруг острое желание оказаться рядом с ним, подбодрить: вот так и держись в службе!
* * *
Рота Басова брилась, чистилась, наглаживала обмундирование: через час солдаты едут к шефам, в колхозный клуб, на смотр художественной самодеятельности. Майор еще с утра проинструктировал старшин, поговорил с секретарем комсомольской организации. Ему захотелось сказать несколько слов и солдатам, но остановила мысль: «Не на стрельбище отправляются, да и секретарь с ними едет».
Басов пытался собраться с мыслями. Почему все-таки девятая оказалась на учениях впереди восьмой, получила более высокую оценку? Когда там, в поле, он услышал фразу генерала: «А девятая на этот раз подходяще выглядит», он не придал ей особого значения. А вот теперь, после официального разбора никак не может освободиться от назойливого вопроса: «Почему, почему?»
У здания клуба толпятся солдаты. Сейчас сюда подойдут машины, и люди уедут в колхоз. Среди отъезжающих Басов вдруг заметил Максимова. Алексей рассказывает солдатам, видимо, что-то веселое, забавное — время от времени раздается громкий хохот. «Делать ему нечего, вот байки и сочиняет», — думает Басов, садясь на скамейку. А как только скрывается за воротами последняя машина, направляется в учебный класс. Здесь, обложившись бумагами, методической литературой, он долго сидит, склонясь над столом: дня через два нужно провести инструкторско-методические занятия с сержантами.
Басов углубляется в работу. А когда поднимается из-за стола, вновь ловит себя на мысли: «Почему же девятая выглядит теперь подходяще?» Сергей подходит к окну, смотрит на знакомые сопки, за которыми угадывается безбрежная водная ширь. Шесть лет он, Басов, служит у берегов этого Тихого, а по существу вечно беспокойного океана. «Беспокойного, — вслух произносит Сергей. — Да, Максимов тоже с виду тихий, а вот обскакал на учениях. Да что я в самом деле? Алешка да Алешка!» — упрекает он себя.
Выйдя из класса, Басов увидел сидящего на скамейке Рыжова.
— Почему здесь? — подойдя к солдату, спрашивает Басов.
— Отдыхаю, товарищ майор. Только что сменился, дневальным по роте стоял.
— Дневальным? Та-ак… А что это у вас за книга?
— Рассказы о фронтовиках, рядовой Орлов из девятой подарил. Он мой земляк, товарищ майор.
— Из одного села?
— Из одного.
— Разрешите-ка посмотреть. — Басов берет книгу, листает и тут же передает ее солдату.
— Ну, ну, читайте, это хорошо.
— Тут, товарищ майор, о моем отце написано. А книжку капитан Максимов разыскал.
— Об отце?
Первые строчки очерка Басов читает бегло, не видя знакомой фамилии: солдат, наверное, что-то напутал. Но вот…
«Василий смотрел на искалеченные ноги Ивана Рыжова сначала тупо, как в тумане, потом с ясным четким сознанием. И чем больше эта ясность овладевала им, тем глубже он понимал: никогда и ничем не сможет оправдать свою вину перед этим человеком. Он виноват!»
Читать дальше