Петр Павленко - Счастье

Она не взглянула на берег при выходе в море, не вышла из своей задумчивости и тогда, когда первые волны взорвались о борт корабля и борт, вздрогнув, отшатнулся от них.

Путешественники знакомятся быстро. Спустя час многие знали друг друга по имени и отчеству, говорили о шторме, качке, о средствах против морской болезни, о том, как кормят на теплоходе, придумывали игры и, слушая радио, громко высказывали свои мнения о международных делах. Она одна не принимала участия в общей беседе. Ее красивое, но утомленное лицо выражало досаду. Она действительно боялась, что ее одиночество, будет нарушено. Так вскорости и случилось. Сначала расторопный и чрезвычайно компанейский майор, а потом долговязый, нескладный лесовод из Сухуми, едущий с дочкой, подсели к ней и вовлекли в разговор.

Через несколько времени им удалось узнать, что она — врач, демобилизована, отдыхала в санатории и теперь едет проведать больного, которого давно не видела.

— Вам повезло с погодой! — захохотал майор, а лесовод посочувствовал:

— Переждали бы шторм, следующим рейсом прекрасно поехали бы.

Она покорно согласилась, что лучше бы переждать. Спустя несколько минут собеседники уже называли ее по имени и отчеству.

— Поторопились, поторопились, Александра Ивановна, — не зная, как он бередит ее душу своими разговорами, повторил лесовод. — Мы с Веткой, — так звал он дочку, имя которой было Елизавета, — мы с Веткой — другое дело: нам откладывать не приходится. — И тут же торопливо начал рассказывать, что подвернулось отличное предложение старого приятеля Цимбала, и вот они с дочкой едут на разведку.

— Это, знаете, чудесно сказал Тимирязев: хвала тому, кто вырастит два колоса там, где рос один, — кажется так, я уже забыл. Так вот, еду сажать дубы и кедры.

В нем, в лесоводе этом, ничего не было от творца и созидателя. Скорее всего долговязой, костистой и усохшей фигурой своей он напоминал кочевника, перекати-поле; но, значит, и до таких дошел зов земли, и они, усохшие, поднялись и ищут, где бы взрастить зерно своих еще не погасших призваний и надежд.

Майор же ехал через Одессу на Львовщину. Потеряв семью, он не имел никаких привязанностей и никуда, кроме полей сражений, не тянуло его теперь. Выйдя в запас, он решил выбрать для жизни место, с которым было связано одно из самых чистых и благородных его воспоминаний, — деревушку в предгорье Карпат, где его знали и помнили как освободителя. Ему думалось, что там заново начнется его искалеченная войной жизнь.

А две женщины, мать и невестка, переезжали к сыну и мужу на Украину, где остался он работать после ранения.

Две семьи бакинских рабочих переселялись в Калининград. Вихрь странствий, пронесшийся над страною, лег на румбы счастливых находок. Люди искали себе новых пристанищ и дел.

«Вот и я буду искать своего места в жизни, где тронусь в рост, как тот колос, о котором говорил лесовод, — грустно думала Александра Ивановна. — Впрочем, кто знает… Кто-то хорошо сказал, что счастье — это побочный продукт, — его получают, когда стараются добыть нечто совсем другое…»

Вечером, как только темнота скрыла картину моря и толчки волн стали ощущаться сильнее и резче, пассажиры разбрелись по каютам, а Горева, лесовод с дочкой да два кавказца остались в салоне. Тоска ненастной ночи здесь переносилась как-то спокойнее.

Кавказцы с самого утра пили вино и пели, обнимая друг друга. Они начали пить и петь сразу же после завтрака и продолжали это занятие до позднего вечера, равнодушные ко всему, кроме бесконечной песни, с которой никак не могли справиться, — то ли у нее и впрямь не было конца, то ли они не находили его.

В середине ночи корабль раза два подбросило с такой силой, что распахнулись двери нескольких кают, заплакали проснувшиеся дети, на палубе послышались голоса матросов и в полутемном баре снова зажглись лампы.

Но Александра Ивановна сидела не шелохнувшись.

— Ничего страшного, как вы думаете? — шопотом спросил ее лесовод.

Она очнулась от раздумья, как от дремоты.

— Должно быть, нет. Иди ко мне, Веточка, посиди со мной, — и она укутала девочку краем пушистого белого платка.

— Вы где остановитесь? — спросил лесовод.

— Не знаю. Вероятно, найдется гостиница.

— Давайте с нами. Вместе сгрузимся, подвезем вас.

— Нет, нет, спасибо.

Странная поездка, против которой так восставал ее разум, которой так противилось ее самолюбие, подходила к концу. Трудно объяснить, как все это вышло. Увидев в расписании рейсов название города, где жил Воропаев, она не могла больше бороться с собой и поехала, не дожив срока в санатории и ничего не сообщив о своем приезде.