Владимир Дудинцев - Повести и рассказы

На крыльцо вышел начальник участка Прасолов.

— Клава, вот получи-ка формы…

Парнишка, щелкнув наконец ремнем и посмотрев на коня со стороны, подошел к крыльцу.

— Вот здесь распишись, что получила, — сказал Прасолов. — На, держи: учет прихода и расхода, форма три, форма пять…

— А форма четыре?

— Снарский взял три книжки. Дойдешь одна-то?

— А то не дойду!

— Смотри… Знаешь, к кому едешь-то? Чтобы все было четко и никаких жалоб на условия. Снарский просил прислать ему крепкого человека. Ну вот. Что еще? Весной, как только можно будет, подъеду. Спеши, снег пойдет — не доберешься.

И Клава стала опять мальчишкой в телогрейке, молча, гордо прошла перед незнакомыми девчатами и даже споткнулась. Тут же, осерчав, она замахнулась кулаком на коня, намотала повод на руку, и Форд, шевельнув хвостом, не спеша пошел за своей новой хозяйкой по широкой улице поселка к молчаливым туманно-лиловым горам.

Поднебесное зимовье взрывников к этому времени было уже засыпано снегом. Твердый, словно облитый стеклом белый пласт обрывался над трассой дороги, срезанный зимним ураганным ветром. Три сизых дымка прямо из снега поднимались к небу, к темно-синему небу, где в четыре часа дня уже появлялась звезда. Эти три белесые нити были видны издалека, они чуть виляли то вправо, то влево и, выйдя из-за укрытия, взыграв, бросались к обрыву, вниз, в полумрак, туда, где бегали одинокие облака, все еще не найдя себе зимнего пристанища.

В большой землянке в жарком тумане висели две керосиновые лампы. На высоких нарах, свесив босые ноги к гудящей железной печке, сидели взрывники. Гришука, оттопырив красные губы, торопливо резал бикфордов шнур на метровые куски. Рядом с ним неразлучные друзья: Тимоха — мускулистый, смугло-желтый, голый до пояса, и Саша — близорукий, с рыжими завитушками на лбу, похожий на девушку в очках.

Во второй, просторной, половине землянки за длинным тесовым столом Снарский и Павел Залетов вычисляли вес зарядов. Перед уходом в горы Павел остригся наголо. Волосы его уже отросли, блестели и отливали под лампой, как донецкий уголь. У него было удлиненное лицо, крупные суставы. Павлик был скор на ходу, и за все это Гришука прозвал его «лошаком».

Карандаш Залетова резко шуршал. Снарский следил за ним, облизывая губы. Иногда он вдруг откидывался назад и, достав из-за уха огрызок карандаша, начинал спорить.

— Вот уж верно, что лошак. Куда поскакал? Где ты взял это «ку»? Это «ку» для известковой скалы!

— Правильно, для известковой, — мирно звенел басок Павла.

— А где ты видел известняки? У нас гранитный целик без трещин!

— А старый взрыв? Вы забыли? Сфера разрыхления захватывает это место или нет? Там все уже растрескано, дядя Прокоп, это уже не целик. Согласны? Вот вам и резерв экономии!

— Ладно, пиши, — говорил Снарский смущенно. — Шут с тобой…

Сквозь земляную толщу издалека доносились удары молота по железу — это Васька Ивантеев вместе с Мусакеевым заправляли буры, готовя их на завтра. Через узкий проход из «помещения для семейных», где хозяйничала жена Снарского Настя, все сильнее тянуло жареным луком.

Когда Настя в третий раз сердито зазвонила ложкой по сковородке, Снарский бросил очки на стол.

— Айда, пехота, в ружье! — скомандовал он. — Григорий, сходи за кузнецами, пусть…

Он не договорил, поднял голову и стал похож на самого сердитого запорожца с картины Репина. Наступила тишина. Удары молота за стеной оборвались, и в тишине кто-то прошел над головами взрывников по крыше — вдоль всей землянки. Хлопнула дверь тамбура, холод шмыгнул под столом к нарам. Затопали сапоги.

— Пожалуйста, проходите, головой не ударьтесь, здесь низко, — это был голос Васьки Ивантеева, странно веселый, непонятный.

— С кем это он так вежливо разговаривает? — сказал Гришука.

В темном углу шаркнула по земляному полу дверь.

— Можно? — спросил незнакомый молодой голос, и, снимая варежки с красных рук, в землянку вошла девушка в ушанке и с ружьем за спиной. Вошла и стала к стене, глубоко дыша с мороза.

Все поднялись, молча стояли у нар и у стола. Бородин полез за рубахой. Саша Пискунов снял очки, чтобы протереть, замигал и спрятал их в карман. Только дядя Прокоп остался на месте. Он повернулся к девушке боком и, подняв в ее сторону бровь, выждав паузу, с достоинством спросил:

— Откуда?

— С курсов. К вам прислали…

Девушка, нахмурясь, ждала. Она, конечно, понимала, куда пришла. Перед нею молча стояли люди, о которых шла по поселку молва, говорило областное радио, писала маленькая газетка строительства.