Исаак Гольдберг - Гармонист

Иногда Никон принимался за чтение. Он доставал газету и жадно просматривал ее. И когда находил заметки и статьи о своей шахте, читал внимательно. И еще с большим вниманием впивался в те заметки, где речь шла о баевской бригаде, о его бригаде. Однажды он нашел большую заметку о Владимировских шахтах. Хвалили некоторых шахтеров и особенно Милитину. Никон встрепенулся. Его охватило какое-то странное чувство: не то зависть и смутная обида на девушку, не то радость за нее. Милитину премировали и о ней в заметке говорилось как о примерной работнице. «Берите пример с Завьяловой!» подчеркнуто кричала заметка.

«Берите пример с Завьяловой. Это с Милитины-то?» — недоумевал Никон. — «С тихой и робкой девушки?». — И он вспоминал Милитину, вспоминал ее бескорыстное обожание его, ее ласковость и смущенную привязанность к нему, там, на Владимировских шахтах. И казалось ему невероятным, что эту Милитину теперь ставят кому-то в пример, что она отмечена и что о ней пишут похвально в газете. Но тут же пришло на память, что ее присылали сюда с бригадой заключать договор. — «Достигает она... — с легкой растерянностью сообразил он, — достигает!..»

И ему захотелось повидаться с Милитиной, поговорить с ней, услышать ее голос и снова почувствовать, что девушка тянется к нему, сохнет о нем. Он стал подумывать о том, чтобы в выходной день съездить на Владимировские шахты. Но как раз в эти дни заговорили кругом о необходимости посылки туда бригады, которая бы рапортовала там на слете ударников о результатах заключенного договора. Никон весь запылал желанием попасть в эту бригаду. Это стало его мечтой.

— Выбирать будут в бригаду-то эту? — осторожно допытывался он у товарищей. — Как выбирать-то будут?

— Известно как! Выберут которых получше... Показавших себя.

Никон туманился, замолкал. Слабая надежда попасть в число этих избранников потухала в нем. Конечно, имеются другие, лучшие, самые превосходные ударники! А как было бы ловко и здорово — приехать к владимировцам с бригадой, в качестве одного из лучших, заседать в президиуме и глядеть оттуда на знакомых и пересмеиваться с многими!. Как было бы хорошо явиться к Милитине и сказать ей: «Вот выбрали. А вы тут думали, что я пропаду?!»

Никон мечтал о поездке. И ему казалось, что он свою мечту хранит от всех и никто не подозревает о ней. Но Баев, подметивший, что парень за последнее время задумывается, и по расспросам Никона сообразивший, в чем дело, что томит его, прямо и откровенно сказал ему:

— Что, охота тебе, Никон, съездить с бригадой? Стремишься?

— Нет! — слукавил Никон. — Зачем я туда поеду?

— Не хитри, — просто и сердечно остановил его Баев. — Чего представляешься? Ведь вижу, что в тебе горит охота на эту поездку.

Никон отвел глаза от проницательного взгляда Баева:

— Может, каждому охота... А я там работал...

— Ну, вот то-то! Знаешь, что я тебе скажу?

Парень насторожился.

— Ты не скисай, что не пошлют тебя! Не скисай!.. Твои дела теперь распрекрасные. Все видят, что ты за звание свое, за ударничество крепко держишься. Но не забывай, что достиг ты этого еще недавно. А другие по-ударному работают не первый месяц. Это пойми!

Никон старался это понять. Но ныло и болело в нем желание съездить с бригадой, съездить полноправным членом ее...

В тот день, когда бригада должна была отправляться на Владимировские шахты, Никон ходил сам не свой. Много переболело в нем в предшествующие дни. Много волнений пережил он, когда на слете ударников выбирали бригаду и когда все дружно выкрикивали имена Зонова, Баева и других лучших ударников. Но в этот день ему было особенно тяжело. Вот если бы он мог поехать вместе с другими. А оказывается — еще не достоин он. Оказывается, что рано он размечтался. Вот другие, те — могут, тем почет и уважение. Баев, Зонов — эти достигли. Как весело и любовно называли на слете их имена шахтеры, как жарко и бурно хлопали, одобряя их избрание!..

Никон пришел на вокзал к поезду, с которым уезжала бригада. Он сам не знал, зачем он пошел, но удержаться не мог. Увидев всю бригаду, весело и деловито усаживавшуюся в вагон, он еще раз ожегся обидой и ревностью. Особенно тяжко стало ему видеть Баева, который явился со своей гармонью, был весел и сыпал кругом острые прибаутки.

Баев заметил Никона и поманил его:

— Передавать поклоны от тебя?

— Передавай! — невесело согласился Никон.

— Да ты не хмурься! Держи голову выше!.. Выше, Старухин! В следующий раз и ты поедешь!