Исаак Гольдберг - Гармонист

Никон оглянулся. Посмотрел на поселок, посмотрел на простирающуюся пред ними равнину.

— Эх, и тоскливо же здесь! — признался он, поправляя на плече широкий гармонный ремень. — Вот в город бы отсюда махнуть!

— А мне здесь не тоскливо, нисколько! — возразил Баев. — Мне тосковать нигде не приходится.

— Почему?

— Времени нет на такое занятье... Вот я и в других местах побывал и в городе жил, а пришел сюда обратно и не каюсь. Мне на работе некогда тосковать. Ну, а в свободное время, так кругом товарищи. Товарищей да дружков сколько угодно.

— Хорошо, когда много товарищей! — вздохнул Никон.

— Чудак! — удивился Баев. — Да разве ты не можешь завести себе сколь угодно хороших дружков? Гляди, на шахте сколько народу! И народ не плохой. Ты не вожжайся с трепачами или с пьяницами, тогда у тебя и компания будет хорошая. Да вот хоть взять нас с тобой — чем мы не хороши! — Баев вскинул голову и весело подмигнул. Его пальцы быстро перебрали лады и гармонь взвизгнула веселой тараторочкой. — Чем не хороши! — рассмеялся он и повернул обратно к поселку.

С минуту Никон был в недоумении, но стряхнул с себя нудные мысли и, не отставая от товарища, подхватил бойкую песенку.

Вызов владимировцев действовал.

Бригада за бригадой выходили на первое место. На красной доске увеличивался почетный список ударников. В забое, где работал Никон, дела шли хорошо. Но забойщик как-то оплошал и его слегка зашибло отскочившей глыбой угля. Пришлось перегруппироваться рабочим. И когда стали производить эту перегруппировку, подвернулся Баев и поманил Никона в сторону.

— Слушай, Старухин, — сказал он, о чем-то озабоченно соображая. — Вали в нашу бригаду. Попробуем вместе поработать. У нас дела закручиваются на большой!..

Никон колебался. Он знал, что бригада Баева идет впереди многих, что в ней много ударников и что там работают крепко и не так, как в забоях, где ему до этого приходилось работать. Баев сразу заметил его колебания.

— Трусишь? — подмигнул он. — Ты не трусь! У нас бригада дружная. Не дадут опасть духом. Только работай не хуже всех. Неужели работы боишься? Не верю!

Вслушавшись в слова Баева и не обнаружив в них ни признака насмешки, Никон приободрился:

— Работы чего бояться! Работаю ведь, ничего...

— Значит, заметано! — решил Баев.

И Никон попал в его бригаду.

Когда Зонов узнал об этом, он с сомнением покачал головой.

— Не промахнулся ты? — спросил он Баева. — Парнишка путанный, не могу я сообразить, какой он такой...

— А что мне промахиваться?! Догляжу за ним. И как начнет сдавать, к ногтю прижму... Да нет, Зонов, мне парень глянется. У нас с ним дела закручиваются. Играть вместе будем, работать...

— На счет игры он ничего, ловкий. Только он гармонь свою превыше всего ставит и на все прочее плюет... Смотри, как бы он вам в бригаде проценты ваши не сбил!

— Не собьет! — уверенно возразил Баев.

— Ну, гляди.

Глядеть Баеву, действительно, пришлось.

Никон никак не мог поспеть за работой бригады. У него дело шло с прохладцей, вольготно, с передыхами, а остальные работали безостановочно, горели. И так как работа каждого была тесна увязана с общей работой и стоило кому-нибудь одному отстать, как это сразу сказывалось на всех, то на Никона в первый же день обратили внимание.

— Не отставай! — предупредили его.

— Не отставай! — посоветовал и Баев. — Нажми! Давай на басовых, с перебором!

Баев говорил весело и уверенно. Никон даже удивился: товарищ, видно, нисколько не сомневался, что он сравняется в работе с остальными. И эта уверенность Баева подхлестнула парня. Сцепив зубы, он приналег на лопату. Маслянисто поблескивающие куски угля струею полились с его лопаты в вагонетку.

Однажды вечером, умывшись и приведя себя в порядок, Баев зашел за Никоном в барак.

— Пошли! — коротко сказал он. Никон взглянул на него и увидел, что он пришел с гармонью. Встретив его спрашивающий взгляд, Баев добавил:

— Бери гармонь. Идем к ребятам.

Они пришли в барак, где Никону еще не приходилось бывать. И как только Никон вошел в этот барак, так сразу же почувствовал, что здесь все отличается от жилья, в котором помещался сам Никон. В бараке была изумительная чистота. Стены были выбелены и сверкали белоснежностью. На полу, который вымыт был до желтизны, не было ни пылинки. Койки рабочих покрыты были опрятными цветными одеялами и возле каждой койки находился столик с ящиком. С потолка свешивались на шнурах лампы, на окнах висели занавески и кое-где по стенам были развешаны картины и плакаты.