Исаак Гольдберг - Гармонист

— Я поговорю.

— Нет, слышь, — оживился Баев, — давай я сам с ним потолкую! Гони его ко мне в палату. Или вот я послезавтрева выпишусь, так сам разыщу...

— Стоит ли тебе путаться? — неуверенно возразил Зонов.

— Стоит, брат! Честное слово, стоит!..

И в тот же день, как вышел из больницы, Баев вечером пришел к Никону в барак и позвал:

— Пойдем.

— Куда? — смущенный появлением Баева, спросил парень.

— Бить тебя буду! — рассмеялся Баев, пытливо вглядываясь в Никона.

— Ну, скажешь! — ухмыльнулся тот. — Меня бить за что?

— Не за что, скажешь?

— Не за что! — убежденно тряхнул головой Никон. И голос его звучал бодро, и не было в нем никакой фальши.

— А мне, парень, — сказал Баев, когда они вышли из барака и направились вдоль улицы, — мне тут такое толковали, что ты это дядюшку моего беспутного, Покойника, подговорил разукрасить меня!..

— Что ты?! — испуганно вскричал Никон. — Да за что же? Что ты?!.

— Мне тоже думается, что не за что. А вот указывают на тебя...

Никон огорченно глядел на шахтера и губы его вздрагивали. Жгучая обида охватила его. Как же это так случилось, что на него взвалили такое обвинение?

— Напрасно ты веришь, если так говорят... — хрипло произнес он и отвернулся от Баева. — Напрасно.

Баев с удовлетворением вслушался в пресекающийся голос Никона, оглядел его с ног до головы — понурого, пришибленного и огорченного, и дружески положил ему руку на плечо.

— Брось! Не верю я... Если бы я верил, неужели я стал бы с тобой об этом говорить?.. Не верю, и все!

— Мне обидно... — вздохнул Никон. — Я понимаю, что тебе натрепали. А у меня и в голове-то не было подускивать на тебя Покойника или самому что худое сделать... Правда... — Никон осекся. Баев удивленно поглядел на него.

— Правда... — с усилием продолжал парень. — Неловко мне было, что ты меня лучше играешь, да что тебя все хвалят... Завидно...

— Ну... — скривился Баев, — тебе подучиться, так ты не хуже моего начнешь зажаривать...

— Я знаю! — оправился Никон. — Поучись бы я как следует, так то ли было бы!.. Только не приходится учиться... Работа мешает...

— А я, думаешь, не работал? Брось! работа помешать не может... Ну, да не в том дело. Значит, не при чем ты в глупости, которую на моей голове дядя сотворил? Вот и все...

— Если не веришь...

— Не верил бы, говорю тебе, не стал бы тебе этого говорить.

Они прошли еще немного по улице. Потом Баев остановился.

— Мне тут заворачивать надо. Пойду... — сказал он. — А ты знаешь, Старухин, что я тебе скажу, ты поговори-ка с Зоновым.

— О чем?

— Да о том же... чтоб зря трескотни не было. Он парень на ять, с ним надо по совести и прямо...

Покойника выпустили. Баев сходил к следователю, сбегал еще кой-куда и договорился, чтоб мужика оставили в покое.

И дня через два Покойник вместе со Степанидой снялись с места и выехали из поселка. Перед отъездом Баев успел повидаться с дядей.

Дядя не глядел племяннику в глаза. Баев посмеивался и нарочно поворачивал голову так, чтобы Покойник мог хорошо разглядеть забинтованное место.

— Ну, дядюшка богоданный, угостил ты меня. На совесть! С чего это ты на самом деле?

Покойник насупился и тяжело засопел. Сбоку вывернулась Степанида:

— Об чем толковать!... Ошибся человек. Разве это он, это вино в нем бушевало!

— Вино, тово... действительно... — глухо покашливая, выдавил из себя Покойник.

— Вино, — прищурился Баев. — Ладно. Так и запишем. Ну, — круто повернулся он к Степаниде, — а ты что же сударушка, к этому делу парня безвинного приплетала? С умом или без ума?

Степанида воровато забегала глазами. Она посмотрела на Покойника, густо покраснела и невнятно что-то пробормотала.

— Эх, вы! — брезгливо поморщился Баев. — Бабье долгоязыкое племя! Треплетесь, суетесь зря и людям спокою не даете!

Расстался Баев с Покойником и Степанидой холодно. Уходя, он задержался на мгновенье у двери и без улыбки почти сурово и угрожающе сказал:

— Самое умное делаете, что выметаетесь отсюда... Самое умное!

Когда Никон узнал, что Покойник уехал и вместе с ним и Степанида, он почему-то почувствовал неожиданное удовлетворение. Ему вспомнились попойки у Покойника и как тот подговаривал его покупать водку и как помогала своему сожителю в этом Степанида. Вспомнилась работа в забое Покойника — легкая и вместе с тем неприятная. Вспомнился тяжелый и прячущийся взгляд Покойника и несвязная, затрудненная речь. И пришла неожиданная смущающая мысль: почему же вот с таким тяжелым человеком, плохим шахтером и ненадежным товарищем возжался Баев? Неужели только потому, что дядя он ему?