Валерий Бирюков - Всего три дня

Контрдоводы, которые Антоненко теперь приводил в уме, казались ему самому малоубедительными. Савельев пробудил в нем сомнения, которые разрушали его систему взглядов. Понимать устав? Есть тут резон, конечно. Понимая смысл того, что ему приходится делать, понимая железную логику уставных требований, солдат лучше, осмысленнее станет их выполнять. Но когда этим заниматься, если в твоем распоряжении всего два года?

Вот он, главный довод против рассуждений Савельева. В теории-то все верно. А на практике? У самого подполковника каковы «плоды просвещения»? Если судить даже по одному прапорщику Песне, то нет пока плодов. Значит, все это красивые фразы. И нечего ломать над этим голову!

Последнее, майор Антоненко сказал себе решительно, однако прежней уверенности он уже не чувствовал. Была досада на Савельева, и, чтобы отделаться от нее, чтобы утвердиться в своей правоте, майор искал новые, более убедительные доводы.

Весь остаток пути подполковник Савельев тоже вел про себя спор с майором. Ему казалось, что Антоненко ничего не понял и не хочет понимать. От этой мысли у Савельева опять защемило сердце. Какой к черту будет покой на пенсии, если уже сейчас его беспокойство гложет! Дома он и вовсе измается. Нет, не надо было ему дожидаться Антоненко! Не знал бы, что он из себя представляет, считал бы, что все в его дивизионе в порядке, и душа бы не болела. А теперь каково будет?

Оба командира так увлеклись своим мысленным спором, что не заметили, как пролетели полтора часа пути. Давно стемнело, стало прохладно. Колонна двигалась теперь, подсвечивая дорогу через узкие щелки светомаскирующих устройств, надетых на фары машин. Так она добралась до предгорий и, повинуясь жезлу неизвестно откуда появившегося регулировщика, осторожно въехала в длинный овраг.

— Приехали, — облегченно вздохнул подполковник Савельев и вышел из машины.

Здесь их встретил начальник штаба дивизиона майор Глушков, который выезжал вместе с командиром мотострелкового полка на рекогносцировку местности.

— Знакомьтесь, Илья Владимирович, — сказал ему Савельев, представляя нового командира дивизиона. — Майор Антоненко Василий Тихонович.

— Гвардии майор Глушков.

Антоненко поймал в темноте сухую, крепкую руку Глушкова:

— Очень рад.

— Взаимно, — отозвался глуховатым голосом невидимый начштаба. — С приездом. Только что же мы тут знакомимся? Пойдемте в палатку, мы уже связь наладили. Надо в полк доложить о прибытии, а то командир беспокоился.

Он включил карманный фонарик и повел Савельева и Антоненко на командный пункт дивизиона. Тяжело ступая за начштаба, Савельев подумал, что напрасно отсоветовал командиру дивизии назначить Глушкова на свое место. Глушков вполне мог справиться с обязанностями командира дивизиона. Его воспитанник. Со странностями, правда, парень, угрюмый какой-то: не то женоненавистник, не то убежденный холостяк — не поймешь. Хотя вряд ли его можно назвать нелюдимом. Глушков никого не чуждался. Просто душу ни перед кем особенно не распахивал. Он относился к типу людей, с которыми предпочитают вести только деловые разговоры. Возможно, потому, что он был вечно занят — служебные обязанности и заочная учеба в академии отнимали все его время.

Бывавшие в его доме (Савельев не удостаивался этой чести, потому что Глушков никого не приглашал специально в свою крохотную квартирку) видели скрипку. Но ни они, ни соседи майора не слышали его игры. Зачем он тогда хранит инструмент, непонятно. Может, память какая-то?

Офицеры дивизиона строили свои догадки и насчет того, почему их начштаба в тридцать пять лет все еще не женат. Кто-то видел над его письменным столом портрет, с которым пытались связать и замкнутость майора, и то, что он так долго оставался бобылем. Портрет этот был явно переснят и увеличен с любительской фотографии. Из простенькой рамки смотрело миловидное девичье лицо. У девушки были темные слегка вьющиеся волосы до плеч. Ветер, видимо, отбросил локоны назад, за спину, и от этого создавалось впечатление, что девушка бежит, рвется вам навстречу. Сощуренные глаза ее излучали счастье, а в уголках полных губ и в ямочках округлых щек замерла торжествующая улыбка. Быть может, этой девушке, почему-то не ставшей его женой, хранил верность Илья Владимирович?

Савельев этого не знал. А расспрашивать Глушкова, основываясь на одних слухах, он никогда бы не решился. Тем более что все эти странности не мешали майору быть уважаемым в дивизионе человеком. Он имел спокойный характер, никогда не повышал голоса. Кажущаяся медлительность Глушкова никого не вводила в заблуждение — все знали и его острый ум, и способность принимать молниеносные решения. Подполковник Савельев твердо мог на него положиться — в дивизионе была четко налажена учеба, а на стрельбах штаб готовил все данные обстоятельно и своевременно. И еще неизвестно, произошла ли бы зимняя осечка, если бы Глушков не уехал перед тем на сессию.