— Когда вставать? — спрашивает Сергей. — Пораньше?
— Все равно… Когда бы ни встали, за день управимся. Столько прошли — пустяки осталось.
Сергей, редактор районной газеты, в эту командировку (вертолеты не летали) вышел сам, потому что много чего было в письмах — и самогоноварение, и как бы случайно сгоревший склад с пушниной, и нелады в торговле. Он хотел разобраться. И очень кстати тут рядом оказался Павлов. А Павлову-то иметь попутчика, да еще такого, как Сергей, хорошо и не скучно.
Собственно, задача Павлова — обосновать документацией «райские уголки» на Чукотке: не верят в их существование, золото надо искать — не до «райских кущ»…
Днем они были на месте. Бросили пожитки в доме приезжих и поспешили в столовую.
Столовая еще работала. Она стоит на берегу моря, как и все здешние дома, из окон ее прекрасный обзор — всегда видно, как возвращаются с охоты зверобои, и сразу можно угадать, будет ли завтра в меню моржовая печенка.
— Чукотская диета, — наставлял Павлова Сергей, — ешь то, что хочется, а чего не хочется — не ешь!
У него было хорошее настроение.
Сегодня в меню моржовой печени нет. Эскимоска-официантка Зоя кивает головой в сторону моря: мол, не видите сами, что ли, почему. Гости не понимают: море весь день было тихое, как раз для охоты.
Павлов подходит к окну и глазам своим не верит: над горизонтом тучи, а все море покрыто белыми барашками. Местные охотники вообще все знали с самого утра и, несмотря на кажущуюся тишь, не вышли на промысел. Как быстро тут меняется погода!
— Давай на берег, Сергей! Все равно суббота — никого в конторе.
Он согласно кивнул, и они заторопились к морю.
— К Юле сходите! — крикнула Зоя. Они с Сергеем были знакомы давно, и она знала, что он из газеты.
— Она там? — удивился Сергей. — Не в райцентре?
— Там, — улыбнулась Зоя. — Вернулась и снова там.
— О ком вы? — спросил Павлов.
— О Векет… Она хозяйка моржового лежбища. Так ее все называют. Сначала ее отец сторожил лежбище, а после его смерти она перешла в его избушку, ну и продолжает дело отца — почище любого охотинспектора.
— Вот тебе и материал.
— Да нет, я о ней уже писал. Человек она любопытный, сказки собирает, песни, ансамбль организовала, стихи пишет на чукотском. Ну вот и моржей сторожит, мужским делом занимается. Не скучает, одним словом, по райцентровской цивилизации…
— Дочь снегов, дитя природы, — хмыкнул Павлов, — дочь тундры и моря, дикое племя онкилонов!
— Увидишь, какое дикое, еще наплачешься! — засмеялся Сергей.
Они сидели на плавнике под высокой стеной берегового обрыва и любовались стихией. Почти на самом краю обрыва желтело большое веселое здание сельсовета. И волны им казались величиной с сельсовет. Тут же на берегу носились восторженные дети, а две старушки собирали водоросли: море выбрасывало их щедро.
Три серых громадных пса степенно, не обращая внимания на людей, прошли по морю в сторону китового кладбища. Там, наверное, им пищи достаточно, они и не торопятся.
— Вот в упряжке они злые, когда им мешаешь, — угадал мысли Павлова Сергей. — А сейчас они без работы и сытые. Если зимой в тундре на пути упряжки даже слон появится, они его вмиг разорвут…
— А что забыл слон в тундре, Сережа?
Сережа, конечно, знал, что каюрский стаж у Павлова приличный, ведь, организовывая весновку, когда нет вертолетов, всегда используют собачьи упряжки. Просто у него было веселое, скорее умиротворенное, настроение — от безделья, от красок природы, от морской свежести.
По берегу шел старик эскимос с тазом. Сергей узнал его:
— Здравствуй, Энкаугье!
Тот пригляделся, тоже узнал, улыбнувшись, поздоровался.
Они подошли к Энкаугье посмотреть, что в тазу. Там лежали зеленые клубни — одни величиной с яйцо, другие крупнее — со среднюю картофелину. Рядом — пук ламинарии.
Энкаугье разломил один клубень — он был с красной мякотью.
— Морская картошка, — объяснил он. — Моржи любят. И мы. Заготавливаем. Вкусно. Шторм выбрасывает.
Гости тут же принялись искать, к ним подключились дети. Эскимосские дети всегда помогают старшим, когда видят их за работой. И вскоре разгорелось состязание — кто найдет больше.
Потом собирали морскую капусту. Энкаугье сидел и обрабатывал ее, отрывая листья и оставляя только стержень, Стержень ламинарии — толщиной с палец — он сматывал в жгут, затем — в клубок.
— Разве это едят? — спросил Сергей.
— Осенью. Берут только середину, желтую. Так надо. С жиром на зиму. Вкусно.
Читать дальше