Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий - Рассказы о Чукотке

Спасибо, Вири, тебе за праздник, спасибо за гренландского кита, и праздник этот — киту и людям. Спасибо тебе, кит, что пришел к нам, мы все сделали, чтобы ты не обижался, приходи следующей осенью, приходи к нам, мы тебе потом зимой большой праздник устроим.

У самого берега по припайному льду шла собачья упряжка, лавируя между торосами.

Собаки бежали тихо, каюр был в заснеженной камлейке, видно, упряжка в пути давно.

Свернув со льда в долину, упряжка тяжело потянулась в гору. Маркин соскочил с нарты, помогая собакам, облегчая им груз.

На вершине сопки он остановил упряжку и, тяжело дыша, сел на нарту. Собаки легли. Человек и животные отдыхали. Отсюда хорошо просматривалась дорога до села, последний перегон. Вечерело, но было светло, белизна мартовского снега сливалась с белизной неба, а черные скалы еще резче выделялись на этом фоне.

Маркин давно на Севере, но все равно не устает удивляться цвету снега, безбрежным просторам, вкусу воздуха, дыханию льдов и воды, он рад, что так поддается очарованию природы.

Ему хочется, чтобы и другие люди почувствовали Север так, как воспринимает его он, когда счастлив в Арктике. И думает он, что придется не диссертацию писать, а книгу, хорошую книгу о том, как человек живет в снегах, во льдах, как природа становится ласковой только к тому, кто хорошо ее поймет и изучит, кто берет ее не во враги, а в союзники.

Он хочет написать о том, как природа объединила эскимосов всех племен, как эти люди сделали тысячи маленьких открытий в естествознании, открытий, неведомых университетским профессорам.

«Да, — думает Маркин, — много у меня собрано материала. Я каждый год приезжаю сюда. Но надо же менять образ жизни, чтобы книга получилась настоящей и принесла пользу. Надо жить их жизнью, жизнью Вири и его людей. У меня к Вири много вопросов, чем дальше, тем больше».

Он тронул потяг, собаки встали, отряхиваясь. Остолом он постучал по нарте, крикнул, собаки потихоньку побежали вниз по склону.

«Вот ведь как у меня все неладно получается, — думал Маркин. — С Аминак я просто трушу. Вири я обманул — обещал приехать на праздник кита и не приехал. Надо было в декабре приезжать, а сейчас на дворе март. Да и с шефом нехорошо вышло: обещал диссертацию, сменил тему, а теперь вообще придется заняться чуть ли не беллетристикой. Что делать? А вдруг ко всему у Аминак и Вири не будет ко мне доверия? А мальчик? Ах, Алик, Алик! Как же мы привыкать друг к другу будем, если все образуется, а?»

— А-рара-рай! — подбодрил каюр собак.

Собаки почуяли жилье, почуяли конец пути, побежали быстрее.

«Надо бы не проворонить, когда выскочим на улицу», — подумал Маркин. Он боялся не совладать с упряжкой, когда она въедет в село и свободные от привязи собаки бросятся к ней, одни задирая работающих псов, другие просто знакомясь с ними, третьи играя. Тогда упряжные псы выходят из себя, могут понестись совсем в другую сторону, тут важно удержать их.

Маркин покрепче сжал в руках остол, один конец которого был обвит толстым ремнем — плетью.

Собаки влетели в село в сумерках. Кое-где в домах уже горели огни. Упряжка неслась быстро.

Навстречу никто не выскочил, значит, все собаки были на привязи или же в тундре, на охотучастках. Только два неуклюжих щенка тявкнули лениво и побежали за нартой.

У дома Вири упряжки не было.

Маркин остановил собак. Привязал потяг к стояку, где обычно находились нарты Вири. Поднялся на крыльцо, потоптался, отряхиваясь от снега, сбивая его с обуви, брюк, камлейки.

Открылась дверь дома. На порог вышла женщина.

Приезжий молчал.

Аминак долго всматривалась, потом тихо вскрикнула:

— Ой!

Она бросилась к нарте, помогая отвязывать кладь.

— Здравствуй, здравствуй! — обнял ее Маркин. — Иди домой, ты раздетая, простудишься. Я сам.

Она взяла его рюкзак, карабин, ушла в дом.

Маркин отвязал собак. Посадил каждую на цепь — отдельно. Поставил нарты вертикально, прислонив их к стене.

На крыльцо выскочил мальчик.

— Ну, здравствуй, герой! — обнял его Маркин. — А здоровый же стал, не поднимешь! Идем, идем.

Счастливая Аминак суетилась на кухне, она ни о чем не спрашивала. Гремела посудой, колола для чая лед, раздувала потухший в печи огонь.

— Давай я помогу, — сказал Маркин. Он пошел рубить мясо. Потом вернулся с ведром угля. Наколол щепок.

Аминак налила ему воды для умывания из термоса, добавив в умывальник немного льда.

Он умылся, сел за стол. Аминак поставила строганину из рыбы, строганину из мяса, овощные консервы.