Лучшее время — весна.
Но и зимой тоже неплохо. Прямо с порога жилища садись на санки с полозьями из моржовых бивней и мчись в торосистый пролив к голубым льдинам, присыпанным снегом. Правда, взбираться обратно тяжело — тропинки обледенели, ноги скользят, и кто-то тянет книзу, хватая за полу камлейки.
В пургу лучше не выходить из нынлю. На памяти Нанока человек пять — стариков и детей — унесло ветром и разбило о торосы зимнего пролива.
Человеку, впервые попавшему в Наукан, казалось невероятным, что можно жить на такой крутизне. Но люди жили здесь испокон веков, рождаясь и умирая между небом и морем.
Здесь Нанок ходил в школу — маленький деревянный домик, прилепившийся к скалистому склону недалеко от навигационного маяка и памятника первооткрывателю пролива Семену Дежневу.
Закончив семилетку в родном Наукане, Нанок уехал в Анадырское педагогическое училище.
Пока он учился, Наукан переселили в Нунямо: на крутизне невозможно было строить большие деревянные дома.
Родители Нанока перебрались в чукотское селение у входа в залив Лаврентия.
В каникулы Нанок поехал туда и застал своих родичей грустными. Все вспоминали Наукан и весной плавали туда охотиться на моржа. Вечером собирались в клубе и пели старинные эскимосские песни, возвращая себя на берег пролива, на высоту красноклювых топорков. Певец и танцор Нутетеин изображал чайку, борющуюся с ветром. Все науканцы знали, что так можно видеть чайку, только летая рядом с ней или находясь на вышине науканских нынлю.
Закончив педучилище, Нанок уехал в Ленинград и поступил в пединститут на исторический факультет. Он изучал историю древнего мира, Древней Греции и Рима, Древнего Востока, средние века, новую и новейшую. И все чаще он вспоминал покинутый Наукан, в котором осталась история арктического народа…
Нанок вернулся после окончания института в помолодевший, ставший городом Анадырь. Новые каменные дома встали над лиманом. Сопки, окружавшие старое общежитие, срыли. Посреди города, словно не успевшая заржаветь гигантская консервная банка, сверкал в низких лучах солнца алюминиевый экспериментальный жилой дом Арктикстроя.
Наноку предложили работу в окружном краеведческом музее. В годы, когда Нанок учился в педагогическом училище, старенький Анадырский музей помещался в деревянном домике прямо под окнами училища. У порога лежал побелевший череп кита, кости каких-то животных, а на дверях была прибита жестяная вывеска: Чукотский окружной краеведческий музей.
Домик обладал удивительной вместительностью. Когда перевезли экспонаты в новое здание, оказалось, что новое помещение в общем-то маловато, хотя раз в пять было больше старого.
Нанок получил отдел дореволюционного периода: шкафы с шаманскими бубнами, связки засаленных амулетов, меховую одежду, почти истлевшую от неправильного хранения, облысевшие кухлянки, торбаса, малахаи, древние головные уборы из птичьих перьев, которые шили в Наукане еще в пору его детства.
От старых ломких вещей пахло далекими, полузабытыми воспоминаниями: копотью жирника, тюленьим жиром, утренним чадом разгорающегося в нынлю костра.
Надо было устраивать настоящий музей, обновлять экспонаты.
Нанок с головой ушел в работу.
Ему дали комнату в новом доме. Окна выходили на памятник. Первому Ревкому, на лиман с низким дальним берегом, на черный мыс Обсервации с белыми нефтяными цистернами на вершине.
В окно дули северо-западные ветры, выстуживая комнату, как в детстве, когда в пологе угасал жирник и холодный воздух проникал внутрь жилища, покрывал блестящим инеем деревянные стойки в углах и висевших на стыках духов-охранителей, вырезанных из мореного моржового клыка.
Нанок торопливо завтракал: макал кусок белого хлеба в сгущенные сливки с сахаром, запивал горячим чаем и бежал в музей.
А вечерами, возвратившись с работы, читал книги об эскимосах, написанные разными авторами. Среди них были те, кого царизм «запрятал» на Северо-Восток, — Богораз и Иохельсон, писатели и этнологи, путешествовавшие в разное время по зарубежному Северу, советские этнографы и языковеды.
В первую свою командировку Нанок взял новенький, только что вышедший из печати эскимосско-русский словарь и книгу Кнуда Расмуссена «Великий санный путь».
Он начал читать эту книгу, коротая время до вылета самолета в Анадырском аэропорту.
Кнуд Расмуссен… Нанок услышал о нем впервые на лекциях в институте. Сын эскимоски и датского миссионера, родившийся в ледяной Гренландии, считал себя эскимосом и был одержим идеей пройти по всем землям Арктики, где расселился этот удивительный народ. Пытливый взгляд мальчика пронизывал ледяные горы, окружавшие Якобсхавен, уносился вдаль, в те земли и страны, где жили отважные ловцы морского зверя и охотники на дикого оленя-карибу.
Читать дальше