Юрий Абдашев - Пятый Угол Квадрата

В зале гремела музыка, звенело стекло и таял голубоватый дым сигарет. В углу оказался свободный столик. Румянцев сел за него и, прежде чем открыть карточку, осмотрелся по сторонам. Между столиками, жонглируя никелированными подносами, метались официанты. У входа в величественной позе замер метрдотель. Черный фрак и белая манишка делали его похожим на королевского пингвина. На атласном лацкане, вместо махровой гвоздики, была приколота вишневая колодочка ордена Красной звезды. Метрдотель выглядел не старше тридцати пяти лет.

Генерал рассеянно просматривал меню. Черный метрдотель, как магнит, притягивал его внимание. Что-то неуловимо знакомое было в его полнеющей, но все еще подтянутой фигуре. Где он мог видеть этого человека? Ведь до этого Румянцев здесь никогда не был. Старик повел бровями и снова углубился в меню.

Он выбрал судака по-польски и стакан сладкого чая. Не следовало на ночь перегружать желудок. Но официант, видимо, не спешил подходить к его столику. Он то скрывался за тяжелой портьерой, то вновь появлялся в зале, нагруженный запотевшими бутылками и высокой пирамидой тарелок. Жестом эстрадного иллюзиониста он взмахивал белоснежной салфеткой и, разливая вино по бокалам, переламывался, как складной метр. Бородатый старик в поношенном костюме не привлекал его внимания. Прошло не меньше получаса, прежде чем у него приняли заказ.

— Винца прикажете к рыбке? — спросил официант, бегая карандашом по блокноту.

— Нет, спасибо.

Официант пожал плечами, и, уже не глядя на посетителя, поспешил к следующему столу.

Румянцев снова стал наблюдать за метрдотелем. И все-таки, где он мог встречаться с этим человеком? Не сейчас, а когда-то раньше, очень давно… В том, что они встречались, Румянцев уже не сомневался. Мимо метрдотеля проходили люди, а тот в зависимости от обстоятельств то оставался монументально неподвижным, то вдруг приветливо улыбался или спешил навстречу очередным клиентам.

— Столик вас ждет, — говорил он, делая рукой щедрый гостеприимный жест.

Он спешил впереди гостей, снимал со столика табличку с надписью «занято» и услужливо отодвигал стулья. Кое-кто из посетителей клал ему в карман смятую трехрублевку, и величественный метрдотель кланялся, как заводная игрушка. А ведь ему в самый раз пахать землю или таскать кули, огорченно подумал старик.

— А не согласитесь ли вы, Михалыч, пропустить с нами рюмашечку? — обратились к метрдотелю за столиком неподалеку. — Вы в этом деле не промах, а!

— Прошу, извинить, — улыбнулся он, — но я не пью в рабочее время. Это запрещено.

— Брось, — остановил приятеля другой, — он боится, что дома ему, фитиль будет.

— Вторая неточность, — склонил голову метрдотель. — Я в некотором роде не женат.

Стоя на своем посту, он временами окидывал зал хозяйским оком. Один раз метрдотель на секунду задержал взгляд на Румянцеве. Этого было достаточно. Старик его узнал. Он даже вздрогнул, как от удара, но, овладев собой, поспешно опустил голову. К щекам прилила кровь — генерал разволновался. Он тут же сообразил, что прятаться не имеет смысла. Разве метрдотель узнает в бородатом старике своего генерала. Да и срок прошел немалый — шестнадцать лет…

Официант принес продолговатое блюдо с рыбой и стакан чая в мельхиоровом подстаканнике. Рыба остывала, но генерал, казалось, совсем забыл о ней.

Он думал…

Младший лейтенант Никольский, сколько лет тебе было тогда, в сорок четвертом? Девятнадцать, двадцать? Ты помнишь, какая у тебя была тонкая осиная талия и браво развернутые плечи. Новенькая портупея скрипела, словно ее натерли канифолью. До самого конца войны ты не снимал золотых погон. На фронте это казалось чем-то похожим на вызов. Ты говорил, что гордишься золотыми погонами, своим званием… Помнишь, как ты умел лихо щелкать каблуками? Девчата из батальона связи млели при одном упоминании о тебе. И все-таки в моих глазах ты оставался мальчишкой. Этаким молоденьким петушком.

Генерал вспоминал.

Младший лейтенант Никольский прибыл в дивизию в начале сорок четвертого года. Он только что окончил пехотное училище и с откровенной завистью посматривал на ордена и медали, украшавшие гимнастерки ветеранов. Пожалуй, ему следовало дать взвод и отправить на передовую, но генералу неожиданно захотелось оставить этого парня при себе. Его прежний адъютант был тяжело ранен во время артиллерийской дуэли, и он знал, что в строй его не вернут. У Никольского была великолепная выправка. За годы войны Румянцев соскучился по ней. Теперь на него пахнуло чем-то далеким, почти забытым: парадами, маневрами, академией…