Варлам Шаламов - Колымские рассказы. Стихотворения (сборник)

Закованным шагом
Ведут далеко,
Но иго мне – благо
И бремя легко.

Серебряной пылью
Мой след занесен,
На огненных крыльях
Я в небо внесен.

Сквозь голод и холод,
Сквозь горе и страх
Я к Богу, как голубь,
Поднялся с костра.

Тебе обещаю,
Далекая Русь,
Врагам не прощая,
Я с неба вернусь.

Пускай я осмеян
И предан костру,
Пусть прах мой развеян
На горном ветру.

Нет участи слаще.
Желанней конца,
Чем пепел, стучащий
В людские сердца.

Я в воде не тону,
И в огне не сгораю.
Три аршина в длину
И аршин в ширину —
Мера площади рая.

Но не всем суждена
Столь просторная площадь.
Для последнего сна
Нам могил глубина
Замерялась на ощупь.

И, теснясь в темноте,
Как теснились живыми,
Здесь легли в наготе
Те, кто жил в нищете,
Потеряв даже имя.

Улеглись мертвецы,
Не рыдая, не ссорясь.
Дураки, мудрецы,
Сыновья и отцы,
Позабыв свою горесть.

Их дворец был тесней
Этой братской могилы,
Холодней и темней.
Только даже и в ней
Разогнуться нет силы.

В настоящем гробу
Я воскрес бы от счастья,
Но неволить судьбу
Не имею я власти.

Я хотел бы так немного!
Я хотел бы быть обрубком,
Человеческим обрубком…

Отмороженные руки,
Отмороженные ноги…
Жить бы стало очень смело
Укороченное тело.

Я б собрал слюну во рту,
Я бы плюнул в красоту,
В омерзительную рожу.

На ее подобье Божье
Не молился б человек,
Помнящий лицо калек…

По нашей бестолковости,
Окроме «Боже мой»,
Ни совести, ни повести
Не вывезешь домой.

Луна качает море.
Прилив. Отлив…
Качает наше горе
На лодке рифм.

Я рифмами обманут
И потому спасен,
Качаются лиманы,
И душен сон.

Я – гость, я твой знакомый.
Все это бред, мираж,
Что я в семье и дома,
И горький случай наш
Одна из краж со взломом,
Распространенных краж.

Мы оба невиновны
Хотя бы потому,
Что кодекс уголовный
Здесь явно ни к чему.
Здесь приговор условный
Не сердцу, но уму.

Ведь сердцу в наказанье
На землю послан я.
На что ему сказанья
Таежного житья?
Когда в его вниманье
Совсем не та семья.

Клеймил событья быта
От века ювелир.
Известен и испытан
Поддельный этот мир.
Хранят бессмертье пыток
Приличия квартир.

И будто некой Плевной
Звучит рассказ простой
О боли задушевной,
Вчера пережитой —
Невысказанной, гневной
И кровью налитой.

И это все не ново,
И дышит день любой,
Живет любое слово
Рылеевской судьбой.
Под крики «вешать снова»
Умрет само собой.

И нет ему пощады,
И в шуме площадном
Не ждет оно награды
И молит об одном,
Чтоб жизнь дожить как надо
В просторе ледяном,

Ценя чужие мненья,
Как мненья лиц чужих,
Я полон уваженья
К житейской силе их,
Всю горечь пораженья
Изведав в этот миг.

И я скажу, пугая
Ночные зеркала:
Любовь моя – другая,
Иной и не была.
Она, как жизнь – нагая
И – точно из стекла.

Она – звенящей стали
Сухая полоса.
Ее калили дали,
Ущелья и леса.
Такой ее не ждали,
Не веря в чудеса.

Какую ж нужно ловкость
И качество ума,
Испытывая ковкость,
Железа не сломать.
В твоем чаду московском
Ты знаешь ли сама?

Не трогай пятен крови,
И ран не береди,
И ночь над изголовьем
Напрасно не сиди.

Забралась высоко в горы
Вьюга нынешней зимой,
Научила разговору
Синий снег глухонемой.

Вот рассказы так рассказы —
За десяток, верно, лет
В небо высыпаны сразу,
Замутили белый свет.

Будто там живые души
Подгоняют снегопад
И свистят мне прямо в уши
И глаза мои слепят.

Все, что умерло и скрыто
Снегом, камнем, высотой,
Оживленно и открыто
Вновь беседует со мной.

Шепчет мне свои признанья
И покойников мечты.
Бьют в лицо воспоминанья —
Откровенья нищеты.