— «Предостережение», — прочел Заичневский и спросил, — да что же это? Кто кого и в чем предостерегает?
— Мы предостерегаем публику от известной вам (Слепцов подбавил голоса, но не громко) «Молодой России».
— Иван Иванович, — посмотрел на Гольц-Миллера Заичневский, — помнится, мы никого не просили предостерегать…
— Оставьте этот тон, Заичневский, — перебил Слепцов, — прочитайте внимательно и терпеливо.
Заичневский усмехнулся, стал читать вполголоса, чтобы слышал и Гольц-Миллер.
«Несколько пылких людей написали и напечатали публикацию, резкие выражения которой послужили предлогом для нелепых обвинений»…
— Не несколько молодых людей, — добродушно посмотрел на Слепцова Заичневский, а — Центральный Революционный Комитет в полном составе…
Гольц-Миллер кашлянул.
— Будет вам врать, — сухо сказал Слепцов, — это значительно серьезнее…
— Да уж куда серьезнее, — усмехнулся Заичневский, — если вы прискакали тушить пожар ко мне в камеру!.. Упустили такой шанс! Эх, революционисты!
— Вы сумасшедший, — обомлел Слопцов, — какой шанс?..
— Профукали все дело, господа «Земля и воля»!
— Да как вы смеете так говорить! Вы хотя бы прочитайте!
«Довольно прочесть эту публикацию со вниманием, — читал Заичневский, — чтобы понять чувства ее издателей: это люди экзальтированные и уже потому самому не способные иметь никаких низких намерений. Они сказали несколько опрометчивых слов, но, конечно, не придавали им смысла, какой хочет видеть в них правительство и находит петербургская публика».
— И вы хотите, чтобы мы это подписали? — насмешливо причмокнул Заичневский, — Иван Иванович! Они вообразили, что здесь — приют для маленьких шалунов!..
Слепцов вздохнул и сказал очень сдержанно:
— Заичневский… Это не по-товарищески… Вы должны прочесть до конца…
— Бене, — кивнул Заичневский и стал читать дальше: «Из их слов для нас ясно было их желание сказать только, что правительство ведет народ к восстанию и что они готовы встать в ряды народа при наступлении вооруженной борьбы. (Поднял голову, посмотрел на Гольца, пожал плечами.) Но не отстать от народа, когда он поднимается, вовсе не то, что возбуждать его к резне. Думать, что облегчение судьбы простого народа не будет слишком дорого куплено ценою революции, — вовсе не то, что поджигать жилища и лавки бедняков. Эта разница очень ясна, но теперь публике угодно было заняться сплетнями, вместо того, чтобы вникнуть в дело».
— Но это — блуд! Это мы-то — опрометчиво? При чем тут ваша публика? Что вы путаете? — спросил Заичневский. — Кто писал эту чепуху?
— Это не важно, — вдруг закричал Слепцов, но Заичневский перебил:
— Тише! Мы — в тюрьме все-таки…
— Вы можете сообразить, — вполголоса повторил Слепцов, — что вашу «Молодую Россию» нужно дезавуировать? Вы можете сообразить, сколько беды она наделала и еще наделает? Сообразите! Вашу публикацию связывают с пожарами! Это выгодно правительству! Да прочтите, в конце концов!
Заичневский не ответил, читал дальше:
«История свидетельствует, что демократы никогда не действовали ни поджигательствами, ни другими подобными средствами… Революционная партия никогда не бывает в силах сама по себе совершить государственный переворот. Пример тому — многочисленные попытки парижских республиканцев и коммунистов, которые всегда так легко подавлялись несколькими батальонами солдат. Перевороты совершаются народами».
— Оставьте вы эту чепуху! — загремел Заичневский, не заботясь, что находится в тюрьме, — это почему же партия не способна? А кто способен? Где вы видели перевороты, сделанные народами? Вы бунты видели! Вы вольницу видели! Все эти пожары, которые приписывают нам подлецы, — стихия, как и народ! Вот именно, что революционная партия…
— Заичневский! Опомнитесь! Сейчас нужно спасать революционную партию!
— Партию, которую надо спасать, — спасать не надо! Пусть летит к чертям собачьим! От кого вы нас спасаете? Мы вас не просили!
— Да хотя бы прочитайте до конца!
Заичневский шумно вздохнул, читая:
«Мы — революционеры, то есть люди, не производящие переворота, а только любящие народ настолько, чтобы не покинуть его, когда он сам без нашего возбуждения ринется в борьбу, мы умоляем публику, чтобы она помогла нам в наших заботах смягчить готовящееся в самом народе восстание».
— Опять — вздор! Что означает — не производящие, а любящие? А кто производит, если не революционеры? Какую публику вы умоляете смягчить? Любить! Народ не барышня, чтобы его любить! (Вспомнил почему-то Александровскую.)
Читать дальше