Владимир Лиходеев - Сначала было слово

— Как же вы достигнете такого государства?.. Поясните… Право же, я — не в службу, а в дружбу…

Заичневский усмехнулся:

— Да очень просто, мсье лейтенант-колонель. В империи восемь тысяч студентов, да войско, в котором офицеры — образованные люди, да арестанты, вроде меня, да раскольники, которых вы притесняете! И все — недовольны! Организуемся, объединимся и — переворот!

— И вы — вот так-с… Запросто об этом? — вполголоса спросил Житков.

— Да что скрывать-то? Подполковник покачал головою:

— Однако…

— А вы не тревожьтесь! Вы (осмотрел с насмешливой юношеской почтительностью немолодого подполковника) к тому времени уж и в отставку выйдете! Мы вас не тронем! Живите себе да замаливайте грехи!

— Спасибо на добром слове, — почти серьезно сказал Житков.

— Не на чем!

— Стало быть, вы этак рассуждаете без стеснений!

— Чего же стесняться в своем отечестве?

— Да уж это… само собою… Я-то думал, быль молодцу не укор… Мало что в юности взбредет… А вы, оказывается, всериоз… И печатни ваши, и речи…

— Да как же не всериоз? Революция в России будет непременно! И сделаем ее мы!

— Вы… Как не так… Ваши-то уж все и взяты…

— Ну и что? Мы выйдем на свободу…

— Возможно… Ежели по-умному с графом Петром Андреичем…

— С каким Петром Андреичем?

— Вот — революцию желаете делать, а управляющего Третьим отделением не знаете…

Заичневский рассмеялся:

— Узнаем!..

Житков тоже повеселел:

— Не беда… Перемелется — мука будет…

— А кто из наших взят? Аргиропуло взят? Новиков, Покровский…

Житков весело, будто не слышал вопроса, сказал:

— Никогда не называйте имен, Петр Григорьевич.

Заичневский осекся и вспыхнул. Он — проболтался.

Он вдруг, в один миг, сообразил, что все его конспирации были просто забавами, что в истинную осторожность не играют.

— Неужели вы донесете? — резко спросил он. Житков улыбался:

— Вы честны, а потому доверчивы… Но служба есть служба… Да вы не отчаивайтесь… Многие ваши взяты, может быть, и эти (нарочно не повторил имен)… Так что ничего нового служба моя не добавит… Революционеры и жандармы — они, насколько я понимаю, как бы впряжены в одну телегу-с… Игра есть такая детская… Казаки-разбойники… Знаете?

В этот миг кончилось детство Петра Заичневского. Оно кончилось не в родительском доме за чтением философов, не в гимназии над запрещенными листками, не в университете за тайными книгами. Оно кончилось не в отчаянных спорах о народной доле и не в печатнях, не в ярких речах, не в смелом вызове окружающей действительности, нет. Оно кончилось здесь, в полицейском тарантасе. Потому что детство исчезает лишь тогда, когда реальная ответственность реально хлестнет поперек честной, открытой, ни в чем не сомневающейся души.

Здесь, в полицейском тарантасе, бок о бок с жандармским офицером, на дороге, пропадающей в хлебах, и был, собственно, закончен пролог его жизни…

То была пора Чернышевского и Герцена. В. И. Ленин писал, что «беззаветная преданность революции и обращение с революционной проповедью к народу не пропадает даже тогда, когда целые десятилетия отделяют посев от жатвы…». В те времена и было поднято, как писал В. И. Ленин, «великое знамя борьбы путем обращения к массам с вольным русским словом».

Так явилось название моей книги о Петре Заичневском:

СНАЧАЛА БЫЛО СЛОВО.

Лезть на рожон (франц.).

Это невозможно… Никогда (франц.).

Теперь и всегда. Лозунг итальянских революционеров 30-х годов XIX века.

Образованные горожане (франц.).

Не так ли? (франц.).

«Вперед, дети отечества!..». «Марсельеза».

Вашу независимость (франц.).

Собачья судьба ( франц .).

Да здравствует наша победа! Да здравствует гражданин Красный Петр! (франц.).

Потапов А. Л., управляющий Третьим отделением в 1861–1864 годах.

Вы сами этого хотели (франц.).