Марк Юдалевич - Дни испытаний

Михаил Борисович пробовал возражать, говорил об отце Нины, его высокой порядочности, щепетильности. Его вежливо выслушивали, но он чувствовал, что слова эти никому не интересны, бесполезны. «Откуда у меня такой тон? — сердился на себя Михаил Борисович. — Тон чуть ли не профессионального просителя». Домой Михаил Борисович шел разбитым и подавленным. Даже походка сделалась менее уверенной и твердой.

Ночью доктор Шумаков уснул только перед рассветом. Приснился Сергей Артамонович Казанцев. Он шел по коридору диспансера веселый, молодой.

— Воздух и питание дают результаты. Посмотрите на Чеботарева, на нем пахать можно. — И вдруг спохватился: — А портфель куда я задевал? Там же для Ниночки книги, Леонида Мартынова стихи.

Он ведь и не знает, что Нина под судом. Как же теперь, сказать ему или нет?

С этой мыслью Михаил Борисович проснулся. Больше уснуть он не мог.

Куда идти? Как разобраться? Как помочь Нине?

Михаил Борисович решил, что идти нужно в райком партии. Там его поймут.

Верочка сокрушалась: Нину опять вызывают к следователю.

— Ну и что же? Этого надо было ждать, — возражала Галка.

— Надо было ждать? Легко нам рассуждать-то…

— А что же мы можем…

Девушки собрались вовсе не за тем, чтобы говорить о Нине. Галя пришла к Верочке сделать ей горячую завивку. В парикмахерской были большие очереди, и Верочка никак не успевала туда попасть. Они, словно по уговору, пытались сегодня ненадолго уйти от этой грустной истории. И все равно заговорили о том же.

— Эх, ты… — Верочка изобразила на своем круглом добродушном личике презрительную усмешку. — Комсорг так рассуждает… — И, сделав большие глаза, вскочила: — Плойка-то перекалится.

— Одна ты сознательная… — принимая из ее рук горячую плойку, возмутилась Галя. — Что толку от твоих рассуждений! Там факты давай, факты!

Короткое «там» означало для девушек следствие, суд и все другие инстанции, от которых теперь зависела судьба их подруги.

— А факты разные — я с адвокатом говорила. Несессер Горному преподнесла? Преподнесла. Часы преподнесла?

— Ой, ты не дергай волосы-то! — вскрикнула Верочка.

— Преподнесла, — не обращая на нее внимания, повторила Галка. — Шубку купила?

— А я знаю, — вдруг выпалила Верочка. — Александр Семенович один раз бестоварную фактуру получал.

— Да что ты? — встрепенулась Галя.

— Честное слово! Я одна в магазине была, выручку подбивала. Фактуру привезли на песочное печенье… Восемь ящиков. Я думаю: вот завтра возьму триста граммов. У меня мама это печенье знаешь как любит. Назавтра спрашиваю у Нины, а она говорит: песочного мы не получали. Я даже к Александру Семеновичу пошла, а он рассердился и говорит: «Зачем вам? Думайте о том, что продать, а не о том, что купить».

— Что ж ты молчала, умница! — Галя встала, поправила прическу, прошлась по комнате. — От кого была фактура?

— Кажется, Саморуковская.

— Кажется или точно?

— Не знаю.

— Не могла запомнить! Идем!

— Да ты кончай с завивкой-то.

— Я кончила.

— Вот тут еще.

— Ладно. Идем!

Верочка покорно, быстро надела шубку. Только на улице спросила:

— Куда?

— В райком. К Андрею. Он вечерами сидит.

Зуб был один. Он читал «Советский спорт» и, довольный прочитанным, улыбался. Увидев девушек, сразу помрачнел.

— Проворонила комсомолку, а теперь ходишь и плачешься, — недобро глядя на одну Галю, пробасил он.

Верочка поняла, что у них уже не первый разговор о Нине. Она смущенно теребила свою сумочку. Но Галя была невозмутима, она знала Зуба.

— Не плакаться, а советоваться, — сказала Галя.

— Ну, давай советоваться. Что вы стоите-то? Вырасти, что ли задумали? — рассердился секретарь.

Девушки сели.

— Понимаешь, Андрей, — начала Галя, — вот Верочка почти уверена, что Александр Семенович, ну, Горный, наш заведующий, получил бестоварную фактуру на печенье. Восемь ящиков…

— Подожди, — прервал Зуб. — Бестоварная фактура. С чем, как говорится, ее едят?

Галя переглянулась с подругой. Верочка впервые смело посмотрела на Зуба. То, что он не знал такой простой вещи, делало его менее грозным и недоступным.

— Бестоварная… — начала объяснять Галя. — Вот я завскладом. У меня не хватит восемь ящиков печенья — продала налево. И тут узнаю — должна нагрянуть ревизия. Я звоню: Андрей, пришлю тебе фактуру. Ты расписываешься, отсылаешь мне. Ревизор смотрит — печенье отфактуровано нашему магазину. А отфактурована только бумажка.

— Понятно, — басит Зуб. — Дальше.