— Ну, как? — спросил Романченок, начинавший уже терять терпение.
— Все нормально, товарищ подполковник.
— Распоряжайтесь дальше.
Выдавливая отчетливые следы, подошел гусеничный тягач. Прикрепили тросс к стойке шасси, и тягач, не спеша, потащил самолет к «красной черте». Люди продолжали поддерживать самолет за крылья. Казалось, что его еще только учат ходить.
— Разрешите, товарищ директор? — спросил Романченок Дубенко.
— Давайте.
Романченок надел парашют и поднялся в кабину. Через несколько секунд борт-механик помахал меховыми крагами и люди отскочили от машины. Романченок дал рабочие обороты мотору, винт завертелся, издали он стал похож на блестящий прозрачный круг. Машина покатилась, покатилась и, наконец, оторвалась от снега.
— По газам, — прохрипел Лоб.
— Пошла, — спокойно произнес Дубенко, провожая глазами белое тело машины.
— Пошла, — сказал борт-механик и пожевал губами.
— Видите, как все просто, а сколько тревог, — заметил Угрюмов.
— Тревог было много, — сказал Рамодан.
— От этого и движение, — неожиданно высказался борт-механик.
Романченок делал развороты, стараясь держаться невдалеке от аэродрома. Но вот он круто повернул, положил машину под большим углом и полетел по направлению к тайге. Гул мотора стал слабее. Угрюмов сделал шаг вперед, внимательно следя за полетом. Снова рокот мотора. Романченок пронесся над ними, то убирая, то выпуская шасси. Из окон корпусов, со двора от станции махали шапками люди. Им был нипочем этот свирепый уральский мороз. Они радовались своей победе. Романченок стал снижать на указанную полосу аэродрома. Вот прикоснулись баллоны, взлетели радужные от солнца столбики снега. Машина остановилась. Романченок выпрыгнул и подошел к Дубенко, неуклюжий в своей одежде пилота.
— Все нормально, товарищи!
— Надеюсь, — облегченно сказал Шевкопляс, — теперь погрузим для энского флота? Так, Романченок? Так, Богдане?
— Так, Иван Иванович.
Романченок подошел, держа подмышки краги и шлем. Волосы его вспотели и от них шел пар.
— Теперь приходится за вами ухаживать, — Дубенко натянул шлем ему на голову, — простынете.
— Пустяки. Пошла первая машина.
— Благодарю вас, Романченок.
Романченок потряс руку Дубенко, потом поочереди Тургаеву, Рамодану, Данилину, мастерам, рабочим. Десятки заскорузлых рук потянулись к нему. Он радостно встряхивал их. Это его товарищи по борьбе, он понимает и разделяет их чувства. Виктория тоже высвободила руку из неуклюжей варежки и тихо сказала:
— Поздравляю.
— Спасибо, Виктория.
— Не так крепко, — вскрикнула она и подула на руку.
— Прошу прощения, не рассчитал, Виктория.
Она отошла от них.
Угрюмов приблизился к Дубенко, ласково поглядел на него и просто сказал:
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Поздравляю тоже, — Кунгурцев вопросительно посмотрел на Дубенко, — но как с горняками? Вы обещали послать машину над поселком и шахтами.
— Я обещал сделать это между двумя сменами?
— Да.
— Будет сделано. Придется снова вам полетать, Романченок.
— Есть. Давно не ходил в воздух, скучаю. — Он обратился к борт-механику. — Левая нога чуть-чуть заедает. Может быть застыла смазка, смесь, а может быть нужно что-то ослабить.
— Будет все нормально, товарищ подполковник. — Борт-механик подошел к машине, унося с собой парашют Романченка.
Возле самолета копошились люди. Еле заметное струйчатое облачко колебалось над машиной. Она остывала. Хвост уже засахаривался инеем.
— Завтра дадим восемь, — сказал Дубенко, — а потом... Каждые сутки выпуск будет все расти и расти.
— Тогда начнется обыденная кропотливая жизнь, Богдан Петрович, — сказал Угрюмов.
— Обыденная и кропотливая, — повторил Дубенко, — не хочется говорить тривиально, но нам эти будни принесут праздник победы...
Перед ним последние письма Тимиша. Они пришли с Южного фронта. Родной Тимиш! Он сражается, отважный сын родины, он грустит о потерянном, но знает, что зажегся уже факел, осветивший будущее.
По земле Украины идут полки Красной Армии. Пусть там черно от пожарищ, пусть на земле тени виселиц, но впереди горит звезда освобождения. Она вспыхнула под Ростовом, Тихвином и, наконец, под Москвой. Теперь оттуда бегут вооруженные иноземцы, запятнавшие навеки свою солдатскую совесть и честь.
В наступление пошли наши войска и наши генералы. Среди них кавалерийский генерал Трунов — его гвардейские полки скачут навстречу победе. Он получил признание и славу. Командир Николай Трунов — хладнокровный полководец, выросший из озорных конных разведчиков гражданской войны. Его брат, Тимиш Трунов — один из миллионов бойцов. Письма его шли долго, виляя по незнакомой трассе и, наконец, дошли сюда, к Уральскому хребту, приютившему тысячи кузниц победы.
Читать дальше