Аркадий Первенцев - Испытание

— Пока ничего разобрать не могу. — Он отмахнулся. — Каша... Киев бомбили пиратски. На «юнкерсах» — красные звезды, гады, намалевали. Они не то что наши, вот, маляры. Приказываю им, перекамуфлируйте экипаж — мнутся... Вон, голубчика, тащат, любопытный полковник. Полноги оторвало, а командует, требует везти только в штаб.

На носилках лежал полковник с черными полупетлицами генштабиста. Ему не больше тридцати двух лет. Лицо мертвенно бледное от большой потери крови. Голова перевязана. Ноги прикрыты окровавленной шинелью из голубого драпа, с сияющими пуговицами. Руки протянуты поверх шинели, строго по швам. Казалось, полковник принял положение «смирно», и так и остался в этом положении. В одной руке с закостенелой судорожностью он сжимал разорванную карту, исчерченную синими и красными линиями. Когда Дубенко наклонился к нему, он приоткрыл глаза и, почти не разжимая зубов, тоном приказания бросил:

— В штаб. На доклад.

— Мы отвезем вас в больницу, товарищ полковник, — утешающе сказала молоденькая врач, принимавшая раненых, — там вас вылечим.

Полковник снова приоткрыл глаза и, чуть скосив их, произнес раздельно:

— Я приказываю доставить меня в штаб. Приказываю, товарищ военный врач...

— Вы приказали доставить вас в штаб, — пролепетала врач.

— Да.

Полковник закрыл глаза. Дубенко и Лоб сами вдвинули носилки в санитарный автомобиль, и полковник благодарно кивнул головой. В руке попрежнему был зажат кусок карты, забрызганный сгустками крови. Его повезли в штаб.

— Видали орелика? — похвально спросил майор, — героический мужик. — Вот тебе и «мессершмитты». Как они мою старуху поклевали. Защучили меня за Коломыей. Носятся, как собаки. Ушел от желторотых только хитростью. До Днепра утюжил на бреющем, из балки в балку нырял.

Майор полез на плоскости и принялся углем чертить крестики на месте пробоин.

— Шестьдесят пять. Ладно, в бензобаки не угадали, а то бы устроили крематорий.

Позвонила Валя. Из Киева, от Тани, получена телеграмма: «Живы. Тимиш ушел. Думаю выезжать вам».

Дубенко положил трубку и долго сидел, задумавшись. Неужели Тимиш Трунов, этот мирный и несколько ленивый украинский парубок, с хорошим голосом и мягкой душой, пошел навстречу войне? Год с немногим, как Таня вышла замуж за Тимиша. Они познакомились в Ялте, где Тимиш работал над кинокартиной о немецкой оккупации на Украине в восемнадцатом году. Оба хорошие и честные люди, Танюша и Тимиш полюбили друг друга, писали письма, страдали в разлуке и, наконец, стали мужей и женой. Они поселились в тихом переулке в Киеве и были несказанно счастливы. Не так давно у них родилась дочка. Они ходили по магазинам Киева, покупали приданое, приобрели кроватку. Тимиш мечтал о самостоятельной работе над кинокартиной и вот... в строй армии вступил лейтенант пехоты Тимофей Трунов. По своему характеру он был мало приспособлен для войны...

Богдан вспомнил об отце. Второй день не видел. Отец по стариковской упрямой привычке относился к сыну на работе только как к начальнику. Сам никогда не зайдет запросто покалякать — только по деловым вопросам.

Богдан вызвал к диспетчерскому заготовительно-прессовый цех. На экране телевизора выплыло такое родное лицо усача. Отец его не видел. Богдан с улыбкой наблюдал, как отец с кем-то перебросился словом, расправил усы, подморгнул и, подув в трубку, важно сказал:

— Сменный мастер заготовительно-прессового цеха Петр Дубенко.

— Я сейчас подойду к тебе, батя.

— Что случилось? — тревожно спросил отец.

— Не беспокойся, Танюша прислала телеграмму. Собирается к нам. Тимиш пошел на войну.

Отец вытащил платок и одной рукой встряхнул его, вытер лоб, щеки, провел по подбородку.

— Все?

— Кажется, все, отец.

— Так чего ж вам приходить в наш цех, Петрович? Нагоняйте лучше автокарщиков. В связи с затемнением не хотят в цех заезжать. Чтобы ворота не раскрывать и не высвечивать. Приходится подсобным рабочим горбатиться, на тележках возить заготовку... В случае чего можно распорядиться синий свет пустить. Не иголки же возим...

— Хорошо...

Богдан выключил прессовый. На экране рассеялось изображение.

Вошел начальник отдела технического контроля Данилин. Он указал глазами на кресло, как бы спрашивая разрешения, и опустился в него.

— Я вас слушаю, Антон Николаевич, — сказал Дубенко, пытливо разглядывая постаревшее и неприветливое лицо Данилина.

— Слушайте?

— Слушаю, Антон Николаевич.

Как начальник отдела технического контроля, Данилин был до педантизма требовательным и точным. Дубенко не любил заводить сделки с начальниками отделов техконтроля, чем зачастую грешили его сотоварищи по работе. Предельная аккуратность во всем и техническая доведенность каждого изделия гарантировали бесперебойность агрегатной сборки самолетов. Данилин контролировал продукцию кропотливо и подозрительно, чем не приходился по душе Шевкоплясу, любившему иногда прихвастнуть лишним процентом, за счет незавершенной или технически неполноценной продукции. Дубенко отстаивал Данилина до тех пор, пока Шевкопляс не плюнул и не сказал: «Идите к богу в рай вместе со своим Микроскопом».