Юрий Рытхэу - Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

Поэтому сегодня мы с полным правом можем говорить о единой советской культуре, о единой советской литературе и советском искусстве.

Как же все это начиналось? Где истоки и великие силы, объединившие, казалось бы, такие разные, часто противоречивые культуры?

Когда на Чукотку пришли первые учителя, русские комсомольцы и коммунисты, они застали поразительную картину. С одной стороны, люди жили чуть ли не в каменном веке, пользуясь орудиями, изобретенными на заре возникновения человеческого общества — каменными топорами, нитками из звериных жил, сетями из тонко нарезанных ремней, — освещались и отапливались каменными жирниками, наполненными тюленьим жиром. Главными идеологами и хранителями истории, традиций были шаманы, люди сильной воли, острого ума, изворотливой хитрости. Они совершенно не похожи на тех шаманов, которые часто попадаются на страницах художественных произведений. Например, уэленский шаман Млеткын, взявший после продолжительной жизни в Сан-Франциско имя Франк, пытался даже сотрудничать с первыми Советами на Чукотке и некоторое время числился председателем родового Совета. Народ своей коллективной мудростью легко разоблачил бы шарлатанство какого-нибудь неумелого и неумного колдуна и отказал бы ему в доверии. Поэтому шаманы первыми приобрели барометры и не брезговали применять патентованные лекарства, попадавшие на Чукотку из Америки. Но рядом с каменными жирниками находились предметы двадцатого века — граммофон, будильник, новый винчестер, нож из английской стали, мощный цейсовский бинокль.

Самыми запутанными оказались общественные отношения. Обычаи большой патриархальной семьи, первобытнообщинного строя, первобытного рабовладельчества, зачатки феодализма и товарно-денежных отношений уживались с самой жестокой эксплуатацией со стороны торговцев, капитанов китобойных шхун. Многие чукчи и эскимосы нанимались на проходящие суда матросами, гарпунерами, уезжали в далекие земли, откуда привозили невероятные рассказы о тамошних чудесах, о зданиях, нагроможденных друг на друга, об огромных, чудовищного размера железных нартах, которые, изрытая огонь, оглушающе грохоча, мчались по бесконечным железным полосам, проложенным прямо по земле.

С чего начинать? Прежде всего надо было наладить на новой основе хозяйство, а в области культуры дать людям тундры и ледового побережья грамоту.

И учителя совершили настоящий подвиг, явившись не только первыми просветителями в высоком значении этого слова, но и авторами первых букварей на чукотском и эскимосском языках, на языках всех народов Севера, подвиг не только гражданский, но и научный, ибо впервые в истории человеческой культуры надо было в небывало короткий срок разработать письменность для более чем двух десятков народов и народностей, не только разделенных огромными расстояниями, но и генетическими, этническими, языковыми и другими барьерами.

Северные народы поначалу обучение грамоте приняли без особого восторга. Зачем грамота? Зачем надо тратить так много времени для изучения мелких значков, напоминающих птичьи следы на свежем снегу или мышиную тропу на мокром приречном песке? Для того, чтобы торговать в лавке? Но для этого достаточно обучить одного человека, а не всех поголовно. А ну все захотят стать торговцами? Во-первых, для всех не хватит товару, а самое главное — кто будет охотиться на нерпу, ставить капканы?

Нужно знать многое? А для чего? Все, что нужно знать морскому охотнику или оленеводу, можно изучить без грамоты, без ненужного напряжения глаз. Главное — чтобы человек был силен и вынослив. Пусть юноша, вместо того чтобы сидеть, согнувшись, за партой, бегает на вершину горы, держа на плечах железный лом…

Один из моих первых учителей, Лев Васильевич Беликов, начинал свою педагогическую деятельность на Чукотке в кочевой школе. Классом ему служила обыкновенная тундровая яранга. Иной раз в середине урока приходилось прерывать занятия: стадо кочевало дальше в поисках богатых пастбищ. Надо было свертывать класс, грузиться на нарту и отправляться в путь. Во время привалов, когда усталые олени искали под копытами ягель-мох, Беликов собирал учеников и палкой рисовал на снегу буквы. Местный шаман, пораженный упорством и целеустремленностью учителя, приглашал его в свои ученики.

Но советский учитель учился не у него. Он постигал чукотский язык, умение накидывать чаат на рога стремительно бегущего оленя, сам ставил ярангу, запрягал оленей. К концу первой зимы он заслужил похвалу от пастухов, которые сказали, что учитель стал настоящим оленным человеком.