Геннадий Николаев: Хранилище

Все мы находились в одинаковом положении — и по должности, и по зарплате, и по семейным обстоятельствам: все недавно женаты, всем нужно жилье, разумеется, отдельные квартиры. Поэтому подвигов мы жаждали еще и по вполне земным мотивам. Однако настоящего дела так все и не было — мы ощущали себя странным придатком к строительному отделу: по их заданиям рассчитывали биологическую защиту от излучений — стены из бетона со свинцовой и чугунной дробью, чугунные откатные двери, свинцовые плиты и лабиринтные проходы для каких-то неведомых зданий, в которых будут размещены неведомые аппараты. Какие могут быть подвиги, если рабочее место у тебя — письменный стол и кульман, орудия труда — линейка, арифмометр, карандаш и резинка. Судя по строительным чертежам, мы догадывались, что где-то там, в неведомых краях создается, вздымается могучая и грозная техника, но посмотреть на нее, пощупать ее нам еще не удавалось. Таинственные разговоры технологов, выходивших покурить в общий коридор из-за «чекиста», то есть из специально выгороженных для них помещений, куда требовался дополнительный пропуск, разговоры эти, ничего не проясняя, лишь еще пуще разжигали наше нетерпение. Нам казалось, что именно здесь, в этой «фирме» делают супербомбу, и мы жадно ловили обрывки разговоров, фамилии директоров объектов со странными индексами вместо названия, строили догадки и жаждали того дня, когда нас наконец-то допустят до главного — до нее. Мы не сомневались, что она нужна, наша, советская супербомба. Мы верили, что она станет благом для страны и всего мира, отрезвит зарвавшихся империалистов, разрешит все проблемы. И мы мечтали участвовать в ее создании, готовые отдать ей все силы ума и души. Но время шло, а нам ничего не говорили, никуда не пускали, ничего не показывали. Кабинетная возня с бумагами изрядно нам поднадоела, и мы откровенно зевали, обсуждая варианты, куда бы дать деру, в какой-нибудь еще более экзотический «ящик».

И вдруг в первых числах декабря утром, едва мы появились в нашей тесноватой на пятерых комнатке, зазвонил телефон. Секретарша, называвшая нас «мальчиками» и обязательно по имени, сообщила, что Леню Олабьева, значит, меня, срочно требует Виктор Иванович, главный инженер. Я спустился на лифте на второй этаж. В кабинете у главного сидел, свободно откинувшись на стуле, тучный сивоносый мужик — явно не из нашей «фирмы». Виктор Иванович представил меня ему, сказав при этом, что вот, дескать, вполне подходящий специалист, но мне его почему-то не назвал. Мужик небрежно кивнул, рубанул ладонью наискосок, указав на стул. Я сел. Он придвинул мне оттиснутый на ротаторе бланк расписки. Я уже знал, что сие означает: прежде чем знакомить с документом, берут расписку в том, что не разгласишь тайну, что ознакомлен с карой, она указана тут же, в тексте расписки.

Я расписался. Мужик подтянул расписку себе под локоть, как карту из прикупа, затем раскрыл плотную папку и, крутанув ее на полированном столе, подтолкнул ко мне, дескать, теперь читай. Я расправил вставшую валом страницу, глаза поскакали по строчкам.

«Совершенно секретно …

что привело к значительным потерям готового Продукта, разрушениям производственных… и человеческим жертвам…

На основании вышеизложенного

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Произвести проверку хранилищ с целью… реальной геометрии укладки Изделий, а также условий хранения. Для проведения… в каждое хранилище направить специалистов-физиков.

Срок исполнения — десять дней.

2. По результатам… представить физические расчеты… Рекомендации… принимать к немедленному…

Срок исполнения — десять дней.

3. Войсковым частям и командам, осуществляющим… оказывать всяческое содействие… выделять по требованию специалистов…

— Выезжать — завтра, — сказал главный инженер. — Ты как? Сможешь?

И хотя дома у меня было напряженно, я твердо; не моргнув глазом, согласился. Сивоносый, глядевший из-под тяжелых припухших век, перекатил глаза на главного инженера и прикрыл их в знак одобрения.

Поначалу ящики на стеллажах были однотипные, уложены аккуратно, ровненько, и до обеда мы лихо прошли почти десять рядов по обоим пролетам, особо выделяя лишь те, на которых имелись хоть малейшие отклонения от нормы.

Ничего хитрого в этих замерах не было. Если стеллаж был заполнен нормально, я подсчитывал число вспышек приборчика по секундомеру, заносил в журнал и делал отметку, что стеллаж такой-то в норме; если же ящики отличались размером, расположением или их не хватало до заполнения, то Сашок взбирался с мерным концом на стеллаж, я же с рулеткой оставался внизу и мы делали замеры по всем трем направлениям — по высоте, в глубину и в ширину — каждого ряда ящиков на этом стеллаже. Сашок был в кирзовых сапогах, я — в валенках, у него ловчее получалось, но частенько и я взбирался на тот или иной стеллаж, чтобы самому убедиться, правильно ли произвели замер.