Анатолий Вахов - Утренний бриз

— Ты?.. — спросил Олаф.

— Я! — вскинув голову, выпрямилась и с вызовом ответила Елена Дмитриевна. — Я, я, я!

Она сбежала к Олафу и, оказавшись вплотную к нему, спросила, почему-то понизив голос до свистящего шепота:

— Испугался?! За себя испугался? Беги всем скажи, что я пристрелила своего мужа… бывшего. Нет, не мужа, а падаль, падаль! — Голос ее зазвенел и сорвался.

Она уткнулась лицом в плечо Олафа и затряслась в рыданиях. Свенсон обнял ее, поглаживая по плечу, но не знал, что сказать. Происшедшее потрясло его, и он с трудом подавил в себе желание оттолкнуть убийцу. На какое-то мгновение эта женщина стала для него неприятна, даже отвратительна. Елена Дмитриевна словно угадала, что Происходит в душе Свенсона, и, подняв голову, встретилась с ним взглядом. Глаза ее по-прежнему были сухи, но в них Свенсон прочитал страх и мольбу о помощи.

— Кто-нибудь видел? — спросил он.

Елена Дмитриевна отрицательно покачала головой. Он крепко взял ее под руку и быстро повел домой. Женщина пыталась остановиться, вырваться от него.

— А он… он… все увидят…

— Он лежит в стороне, — Свенсон крепче сжал руку Елены Дмитриевны и, не останавливаясь, вел ее дальше. — Не бойся. Я все сделаю… Тебе надо домой. Успокойся… Вечером гости будут… я пригласил… Постой-ка тут.

Олаф вернулся к трупу Трифона, который уже закоченел. Свенсон намеревался отнести его подальше от поста и бросить. Звери и собаки за сутки ничего, кроме лохмотьев одежды да обгрызанных костей, не оставят, но тут же Олаф передумал. Его может заметить кто-нибудь с радиостанции или с поста. И он, став на колени, быстро забросал труп снегом. «Если найдут его, — думал Олаф, — свалим на большевиков».

Встав на ноги, он стряхнул снег с одежды и поспешил к ожидающей его женщине. Она схватила его руку, прижалась к нему и стала торопливо рассказывать о нападении Трифона. Они спустились к Ново-Мариинску и, не привлекая ничьего внимания, скрылись в своем доме. На кухне уже громоздились груды продуктов, доставленные Лампе. Свенсон сказал Елене:

— Никуда не выходи. Успокойся. Я не позволю тебя обидеть никому.

Свенсон понимал, что подвергает себя опасности, но от Елены Дмитриевны он отказаться не мог.

Длинной дорогой он шел к ней, и теперь, когда она принадлежит ему, он ни за что не отдаст ее на растерзание старому Биричу. Олаф поцеловал ее упругие, пахнущие морозом губы и уверенно произнес:

— Все будет о'кэй, дорогая!

Он вышел из дому. Елена Дмитриевна подбежала к окну, дыханием протаяла на стекле глазок и посмотрела вслед Олафу. Он быстро шагал к дому Бирича. «Пошел для алиби», — угадала Елена Дмитриевна и совершенно успокоенная вошла в кухню.

— Варвара! Тебе одной не управиться. Сбегай к Биричам за Груней! Готовьте всего побольше. Человек на двадцать. Гулять будем до утра! — она нервно зевнула, потянулась. — А я чуточку подремлю.

Не раздеваясь, она бросилась в постель и сразу же крепко уснула. Лицо ее было спокойным, безмятежным, а дыхание ровным.

Олаф подошел к дому Бирича одновременно с подлетевшими к крыльцу упряжками милиционеров. С первой нарты спрыгнул Струков, весь осыпанный снежной пылью, и вбежал в дом, сильно хлопнув дверью. Олаф успел заметить, что Струков возбужден. «Что-то случилось! — подумал Свенсон, и прежде всего к нему пришла тревожная мысль: — Неужели обнаружили Трифона?» Но он тут же прогнал эту мысль. Милиционеры приехали откуда-то издалека. Все они были, как и Струков, в снегу, края малахаев украсила бахрома инея. Заиндевели брови и ресницы. «Может, кого-нибудь из большевиков поймали?» — вспомнил Свенсон рассказ Чумакова и вошел к Биричам. Уже в кухне он услышал, как старый коммерсант удивленно-гневно воскликнул:

— Не может быть! Не может быть!

— Я думал, что это вы направили Рыбина на копи! — Струков стоял в дверях. На его малахае и кухлянке таял снег. Бирич был в домашней куртке.

— Да как вам такое могло прийти в голову? Я не понимаю, что с Рыбиным случилось! — развел он руками.

— Он заодно с шахтерами! — выкрикнул Струков.

Павел Георгиевич бестолково засуетился и вдруг заорал:

— Надо его было притащить сюда!

— Председателя Совета? — насмешливо спросил Струков.

— Он председатель, и его надо расстрелять! — воскликнул Бирич. — Сейчас же, немедленно!

— Недаром же он с ревкомовцами в дружбе был, — как бы между прочим произнес Струков. — Странно, что вы настояли на его избрании председателем!

— Что вы этим хотите сказать? — Бирич угрожающе уставился на Струкова. Этот милиционеришка, предавший всех, с кем приехал из Владивостока, смеет его шантажировать! Струков понял, что хватил лишку, и отступил: